Значит, имеем сюрприз в виде некоего не обозначенного на известных мне картах странного озера, окруженного невысоким земляным валом. И на его краю лежит явно послевоенный, разбитый вдребезги американский стратегический бомбардировщик «В-36». Которому совсем не полагалось быть здесь и сейчас.
Но зато на льду озера я наконец заметил те самые два оранжевых огонька, которые мигали неярко, но призывно. До них было метров двести.
Конечно, в происходящем мне было не понятно решительно ничего. Но тем не менее я решил, что раз уж назвался груздем, надо выполнять то, на что подписался, а все вопросы оставить на потом.
В общем, оставалось только вернуться к трупу и тащить покойника дальше. Мысленно матерясь о том, что неизвестные «заказчики» не поставили свои чертовы световые маяки хоть немного ближе.
Так или иначе, но я дотащил убитого почти до огоньков.
Остановился, осматриваясь и отдыхиваясь, и тут метрах в двадцати от себя, как раз между огоньков, заметил в воздухе какое-то непонятное мельтешение. Казалось, что прямо из воздуха выпирали какие-то движущиеся грани, как в кривом зеркале искажавшие пейзаж. Почти как в старом боевике «Хищник».
Похоже, смерть опять упорно прикидывалась медсестрой. Вот сейчас подойдет вплотную, и я увижу-таки ее пустые глазницы-бойницы…
Чисто инстинктивно я схватился за автомат.
– Не надо, – сказал все тот же женский голос у меня в голове, практически с интонацией Саида из «Белого солнца пустыни».
Я опустил «ППС», а мельтешащая муть наконец приняла облик человеческой фигуры, причем женской.
Слава богу, это была она. Та, кого я для себя условно называл Блондинкой. В обтягивающем маскировочном костюме, который был, похоже, зеркальным и почти сливался с пейзажем. Отойди в таком метров на пять, просто встань и не двигайся – и мимо тебя пройдут, не заметив, а если в него стрельнуть, то пули почти наверняка отскочат, растворятся без следа или просто зависнут в воздухе. Тут явно какая-то хитрая бяка была предусмотрена именно для подобных случаев.
Причем комбез этот был почти невесомым (словно тело облили очень тонким слоем какого-нибудь жидкого зеркального геля), и, если присмотреться, можно было понять, что фигура у этой тети очень даже ничего.
Правда, никакие эротические фантазии мне в голову категорически не лезли. Притомился я нынче, бегая по пересеченной местности (что характерно – не просто так, а в ватных штанах, ватнике и тяжеленной кирасе), убивая тех, кто, в свою очередь, пытался убить меня. А потом и вовсе употел, тягая по снегу некоего очень важного жмура. Тут любому будет не то что не до секса, но и вообще ни до чего, ибо все мысли только о том, как бы лечь и лежать где-нибудь в тепле, минут этак шестьсот… Как пел когда-то, уже довольно давно, Вадим Степанцов, все в штанах обвисло…
Тем более что на бедрах у хитро замаскированной мамзели я невзначай рассмотрел какие-то сумки или кобуры непонятной формы. Оружие? Да уж, какой тут, на фиг, секс. Не понравится что-нибудь (то, что я говорю, или, к примеру, выражение моей морды лица) – и долбанет она меня за милую душу из какого-нибудь лучемета-дизентегратора. Превратит в кучку пепла или лужу протеинового желе…
При этом относительно четко я видел только лицо моей собеседницы, причем заднюю часть ее головы и заколотые на затылке волосы было плохо видно из-за откинутого назад то ли капюшона, то ли шлема. Остальное временами вообще пропадало, поскольку зеркально-маскировочная окраска (или как это можно было еще назвать?) ее костюма, судя по всему, была или не отрегулирована, или действовала явно не на полную мощность, работая в каком-то «моргающем» режиме. То в подсвеченной светом луны темноте было видно лишь одно, словно висящее в воздухе лицо (признаюсь, это было очень неприятное зрелище), а неясные контуры человеческой фигуры то мигнут и возникнут, то пропадут. Этакие пряталки…
Но что при этом порадовало меня больше всего – легкие следы на снегу за этой мадам все-таки оставались. А значит, это, слава богу, была не голограмма, как в прошлый раз.
– Ну и что это за шуточки? – мрачно поинтересовался я вместо приветствия. Теперь в обычном, голосовом режиме, а уже не мысленно, и тут же добавил:
– И, кстати, где это я?
– А сам не понимаешь? – спросила моя собеседница. Кажется, теперь она тоже говорила нормально, по крайней мере ее губы двигались вполне синхронно произносимым словам, хотя ее лицо в тот момент выглядело не особо живым, может быть, из-за голубоватого лунного света. Это слегка успокаивало, поскольку отдающие сумасшествием мысленно-телепатические переговоры меня, откровенно говоря, пугали.
– Положим, когда провалился в 1941-й, понимал. А сейчас уже как-то не очень. Подозреваю все что угодно, вплоть до воспаления мозгов…