Охотник за ароматами. Путешествие в поисках природных ингредиентов для культовых парфюмов от Guerlain до Issey Miyake

Гуэль предпочел смиренно улыбнуться, поскольку весь этот ажиотаж не соответствует его опыту в этой сфере. Запас деревьев в Сомалиленде огромный. Мирра занимает большие зоны страны, и Гуэль собирался показать нам, как он открывает новые площадки по сбору, где он учит сельских жителей собирать смолу с деревьев, с которых ее никогда не собирали. С ладаном все сложнее. Дерево любит высоту, скалистые склоны и крутые откосы. Деревьев много, но они рассеяны по горам от Эригаво на востоке до границы с Эфиопией на западе. Если на участках никогда не собирали смолу, понадобится время, чтобы их освоить.

А что же с ресурсами в Пунтленде? Гуэль объяснил мне, что никому доподлинно не известно, что там происходит, как собирают камедь, кто это делает, в каких условиях. Пунтленд по примеру официального Сомали стал зоной, в которой нет закона. Как бы там ни было, реальная опасность и санкции не позволяют туда попасть. Чтобы увидеть камедь Пунтленда, приходится довольствоваться посещением складов экспортеров в Дубае. Там сходится вся торговля камедями. В Дубае больше никаких историй о Сомалиленде, Пунтленде или Йемене. Только бизнес, запасы и предложение цены у перекупщиков и посредников. Непрозрачность и секретность взяты за правило.

Ближе к вечеру Захра представила мне все образцы мирры и ладана. Ароматы заполнили комнату, усиленные бризом. Мы пили чай и наслаждались одним из тех моментов наивысшего удовольствия, когда парфюм повсюду, но при этом неуловимый, обольстительный и таинственный, то приближающийся, то отступающий с потоками воздуха в близких сумерках. Мирра, всегда теплая и бальзамическая, мрачная и чувственная, летом и зимой обладает совершенно отчетливым запахом. Ладан душистый, в нем смешаны тона мастикового дерева и цитрусовых нот. Сложная, теплая композиция, напоминающая о дыме еще до того, как ладан подожгут.

Некоторые сорта ладана поступают с севера Йемена около границы с Оманом, вдали от военных действий. Традиционно закупщики из Сомалиленда, в том числе и те, кто работает на Гуэля, организуют там кампании по сбору камеди. Только здесь, на производстве, я яснее осознал, как близки берега Аденского залива, словно за время их древнего соседства парусные торговые корабли навсегда установили парфюмерную связь между Африкой и Аравией.

Мы отправились искать мирру к северу от Харгейсы в сопровождении двух автомобилей – один впереди, другой сзади, каждый с вооруженным охранником. Предстояло проехать 150 километров.

Официально охрана была приставлена для безопасности, но ее оплата – это своеобразный налог, источник небольшого дохода для солдат, ветеранов войны за независимость.

Вооруженные, в спортивных костюмах, два моих очень симпатичных охранника держались гордо. За те дни, что мы провели вместе, они вспоминали годы сопротивления. Сначала они скрывались за границей с Эфиопией, потом пошли в наступление против сомалийских войск из Могадишо и, наконец, победили. От этой войны один из них сохранил осколок в голове.

Бесконечная пустыня начинается с пригородов Харгейсы, песок сменяется камнями. Всюду пейзаж разбавлен разными видами акации, но она всегда невысокая, с типичной плоской кроной. Это был конец сезона засухи, первые дожди уже прошли. После них маленькие зеленые листочки появились в пустыне, этом царстве шипов и колючек, которыми покрыты все деревья. Семена акации, белые капсулы, твердые и остроконечные, которые легко было принять за цветы, сияли на солнце как миллионы мелких клинков. Я погружался в иной мир.

Под деревьями песчаная пустыня была цвета желтка и охры. Посреди пустоты пастухи стерегли стада дромадеров, которые умеют находить листья между колючек. Встретились нам и козы, и красивые сомалийские бараны, белые с черной головой. Расположенные на большом расстоянии друг от друга деревни выстроены вокруг колодцев. В этих селениях на палатках было больше кусков тканых покрывал и меньше пластика, чем в городе. Каждый из домов окружен по земле короной из веток, барьером шипов. Это отличное растительное заграждение, которое защищает от диких животных и возможных нежелательных гостей.

Песок закончился, дорога пошла по черным камням. Лунный пейзаж, в котором между тем продолжают расти деревья. Наша тропа пошла вверх, вскоре мы оказались в горах. На перевале перед нами открылся потрясающий вид на складки гор, оранжевых, красных и фиолетовых. Внизу следы зелени, где течет wadi, одна из тех рек, русло которых – это большие поля камней, пока после дождей вода в них не поднимется. На спуске мы проехали через густой лес, но опять-таки без листьев, и спугнули несколько семей антилоп и газелей.

Пока мы ехали, Гуэль и Захра объясняли мне, что сомалийское общество состоит из кланов и это тысячелетняя структура. Принадлежность к клану и его малым семьям определяет главное в жизни. Человек работает со своим кланом и на свой клан.