Охотница

– К людям за Барьером так и лезут пришлецы, – пожал плечами Паладин. – Однако тут одно из двух: куча сомнительного народу заселяется либо в трущобы внутри Барьера, либо в развалины по ту сторону. Развалины чуточку поприличнее и более удобны для обороны. В любом случае чужаки притягивают неприятности, да и сами не прочь их создать. Поэтому те, кто тут за главных, решили: пусть лучше бедокурят по ту сторону Барьера. В основном там всякая мелкая шушера. Поодиночке они не опасны, но всей шайкой могут и накостылять.

– Как ноккеры, – улыбнулась я. – А какой боекомплект?

– Магия и железистый металл или сталь. Мелкие пришлецы, что пролезают через Отстойник, обычно только их и боятся.

– Значит, тот же арбалет, что и вчера, – рассудила я. – Стальная дробь для дробовика. – От пистолета скорее всего толку не будет, решила я про себя. – Пара длинных ножей, набор метательных ножей. Как думаешь, можно взять пару фунтов[18] вот этого? – Я кивнула на сахарные кубики, которые только что кидала в кофелайк.

Паладин недоуменно моргнул:

– А это зачем?

– Приманка, – пояснила я. – Бестолковая мелкота из пришлецов часто обожает сладкое. Устоять не могут. Если они сами не выйдут, мы их выманим.

Паладин не сводил с меня пристального взгляда:

– Где ты этому выучилась? В смысле когда успела?

– В наших краях растут березы. Мы собираем сок, выпариваем воду, и получается сладкий сироп. Мелкие пришлецы вечно воруют сок из наших ведерок.

Мы так учим детей Охотиться. Крошечные твари сами не свои от сладкого сока. Мы ставим к березам желобки и ведерки, а пришлецы вьются вокруг берез, забыв обо всем на свете. И для железистого металла они легкая добыча. Сахар – безотказная приманка, как огонь для бабочки-мертвяка.

Паладин вбил все, что я сказала, в перском:

– Ладно. Как будешь готова, сразу отправляемся. Туда путь неблизкий.

Мы получили свои боекомплекты. У входа нас дожидался транспод с пилотом-военным. Паладин ни капли не удивился, из чего я сделала вывод, что транспод – дело обычное и его прислали не ради моей персоны. Вот и хорошо. Всю дорогу Паладин молчал; возле Барьера пилот нас высадил.

В опорах, на которых держится Барьер, есть двери. Через сам Барьер тоже можно пройти, это не смертельно, но довольно болезненно, поэтому лучше это делать на трансподе или в вагоне поезда. Я сама не пробовала, но слышала красочные описания: вся кожа у тебя словно горит огнем, а мускулы скручивает узлом. Человека это не убьет, а Пришлеца – да. Мы вошли внутрь ближайшей опоры; нас проверили на входе, потом на выходе, и мы очутились в Отстойнике.

С ума сойти можно.

Из окна поезда я ничего такого не видела. Похоже, власти нарочно задвинули пути подальше от этого Отстойника, и я могу их понять. Потому что тут все было примерно как сразу после Дисерея. Обветшалые постройки, часто заброшенные, зияли пустыми глазницами окон. Большая часть домов стояла в запустении, но в некоторых виднелись признаки жизни: вымытые окна и ставни, чтобы закрыть в случае атаки. Ближайший жилой дом охраняли: на камне у входа сидел одноногий старик. На коленях он держал арбалет. Старик и Паладин молча кивнули друг другу. Пахло чем-то неприятным. Плесень, сообразила я. Из заброшенных домов тянуло сыростью и гнилью. В горах я ничего такого не ощущала.

С этой стороны опоры дверь караулил военный, и к нему уже начала выстраиваться очередь. Очередь меня озадачила.

– А это что? – спросила я Паладина, когда мы миновали очередь и углубились в кварталы Отстойника.

– Очередь за однодневным пропуском в Пик, – отозвался он ровным голосом. – Несколько человек хотят что-то купить-продать, но большинство идут искать работу. Помнишь, я тебе говорил? Если есть работа, можешь жить внутри. У кого есть работа – тому сразу дают сертификат на маленькую квартиру.

Большинство людей из очереди смотрели без всякой надежды. Одеты они были бедно, в потертые линялые вещи – видно, что из плохонькой ткани. У нас на Горе ткань другая, и одежда тоже. Наша одежда треплется, если ее уже двое поносили и передали третьему.

– И многие ее находят? – спросила я. – В смысле работу?

Паладин пожал плечами:

– Двое-трое за день.

Я оглянулась через плечо. В очереди стояло человек пятьдесят, не меньше.

– Почему так мало?

– Потому что чаще требуются работники с квалификацией. Черную работу делают заключенные, и им никто не платит. – Лицо Паладина оставалось бесстрастным. – Заключенных предостаточно, ведь любого могут посадить на несколько лет – за долги, за препирательство с полицейским, по подозрению в государственной измене, или за подстрекательство к беспорядкам, или за связи с подстрекателями. У тех из очереди, кто найдет работу, возможно, когда-то работа была. Просто у них стало туго с деньгами или они попали за решетку. И чтобы не попасть туда еще раз, уже за бродяжничество, они предпочли слинять сюда, в Отстойник. Здесь они хотя бы законно получают свой дневной пропуск и ищут работу.