Оковы для ари

Меня заклинило на первой фразе, все остальное бла-бла-бла мозг категорически отказывался переваривать. Это сейчас что такое было? Признание, которое уже и не чаяла услышать? Так себе, конечно, на троечку: мимолетное, оброненное как бы между прочим. Но мне даже этого «между прочим» оказалось достаточно, чтобы вновь почувствовать твердую почву под ногами и послать к таграм собачьим все мысли о возвращении к родным пенатам.

Я как-то незаметно оказалась возле стола, а Скальде – возле меня.

– Иногда за его ревом я не слышу собственного голоса, своих мыслей. Тебе лучше держаться от меня подальше, – сказал тот, кто в данный момент держаться от меня подальше явно не собирался, а, наоборот, сокращал расстояние между нами, безжалостно его уничтожая. Из-за чего треклятые мурашки снова приготовились к старту. – А не делать шаги мне навстречу. Потом мы что-нибудь придумаем. Позже. Но сейчас я не могу бороться со всеми вами: с Древней, тобой, драконом.

– Со мной бороться не надо. И с собой тоже, – тихо возразила я, подаваясь от стола к ледяному магу. И тут же обратно, когда глаза Герхильда от этого порывистого движения затянуло туманом звериной ярости. Рискуя утонуть, захлебнуться во тьме драконьего взгляда, тем не менее внимательно посмотрела на Скальде. – Он не сможет меня принять, если ты продолжишь сдерживать его, подавлять.

И снова губы плотно сжаты, руки напряжены. Снова от него веет холодом, пробирающимся под платье и дальше. Но этот холод вместе с близостью Ледяного обжигает похлеще раскаленного под солнцем песка какой-нибудь Сахары, и начинает казаться, будто со мной вот-вот случится самовозгорание.

Сейчас его глаза были, как грозовое небо над долиной, в которой состоялся злосчастный поединок, а в моих застыла одна только надежда, чтобы не оттолкнул снова, не начал говорить, что мне следует возвращаться к себе, усаживаться возле камина с очередным ледяным цветиком и смотреть на маму с бабушкой. Герхильд надеялся, что ностальгия по близким окажется сильнее моих к нему чувств и я уступлю уговорам, вернусь на Землю. Потому и забрасывал меня цветами.

Я по родным действительно скучала, но даже тоска по ним не могла заставить отказаться от Скальде, от своих к нему чувств. Сейчас еще более ярких, острых, почти болезненных. От которых мутился рассудок и начиналось самое настоящее головокружение.

– Ты боишься тьмы во мне, а я боюсь сделать тебе больно. Потому и убегаю, Аня. Отталкиваю, стараюсь не видеть тебя, не слышать, не чувствовать с собою рядом. Это может быть опасно. Для тебя.

Сейчас я чувствовала тяжесть ладони на своем плече. Прохладные пальцы задевали шелковое обрамление наряда, а потом скользнули выше по оголенной коже к такой чувствительной впадинке над ключицей. Воздух вокруг вдруг странным образом накалился, так, что даже стало трудно дышать.

– Но тем самым ранишь меня еще сильнее. Хочет твое второе «я» меня ненавидеть, пожалуйста, я не против. Но пусть не думает, что отвечу ему тем же. Так и передай своему зверю, что я не сдамся. Пусть рычит, ревет или что он там у тебя в голове выделывает. Не отступлю. Потому что я тебя… вас обоих, безумно люблю.

Мое собственное признание показалось мне куда более проникновенным. На пятерочку. Может, с минусом, потому что сказано было дрогнувшим от волнения голосом.

Зато искренне.

– Отпусти его, Скальде. Отпусти себя. Позволь любить вас обоих. Узнать лучше его и тебя.

– Ты не понимаешь, о чем просишь.

Он попробовал отойти, вновь выстроить между нами стену, но я не позволила. Удержала за руку, вцепилась в его рубашку.

– Он выбрал меня, а значит, не сделает мне больно. Я в этом уверена. И ты не бойся.

– Аня, – простонал сквозь зубы.

– Перестань с собой бороться. И со мной тоже, – закончила еле слышно.

Тальден шумно выдохнул, ноздри его раздувались и грудь часто вздымалась, от тяжелого дыхания, пламенем оседавшего на моих губах. Пальцы мужа скользнули вверх, сомкнулись на моей шее, сдавили сильнее, на какой-то миг, показавшийся опасно долгим, выбивая из легких воздух. Заставляя мир вокруг стираться, расплываться некрасивыми чернильными кляксами. Но я не сводила с дракона взгляда, смотрела ему в глаза. Сейчас это были его глаза: зверя, а не человека. Который так напугал меня в день помолвки, самым бессовестным образом скинув в пропасть. А потом дважды спас от гибели.

Которого я, обманув, предала. И который сейчас пристально смотрел на меня. Казалось, зрачки Ледяного сужаются по-звериному, вытягиваются в нитку, разрывая надвое стальную радужку. Может, и правда вытянулись, а может, причиной внезапного видения была невозможность вдохнуть полной грудью.

Сфокусироваться на этой мысли я не смогла. Когда от обморока отделяет всего каких-то несколько мгновений, вообще сложно на чем-либо фокусироваться. Скорее почувствовала, чем заметила, как от Ледяного во все стороны потянуло холодом. Меня же, напротив, захлестнуло огнем, ворвавшимся в меня вместе с нечеловеческим рычанием и яростным, жестким поцелуем.