Кто можетъ описать удовольствіе и восхищеніе, душевную невозмутимость и нжное спокойствіе, ожидавшія больного мальчика среди благотворнаго воздуха, зеленыхъ холмовъ и густыхъ рощъ деревни! Кто суметъ пересказать, какъ глубоко картины мира и безмятежности западаютъ въ души измученныхъ жителей тсныхъ и шумныхъ мстъ и какъ на ихъ истомленныхъ сердцахъ запечатлвается свжесть этихъ сценъ! Т, кто жили въ тсныхъ и многолюдныхъ улицахъ, запятые непрерывнымъ трудомъ и никогда не искали перемны, для кого привычка дйствительно сдлалась второй натурой и они почти дорожатъ каждымъ кирпичемъ и камнемъ, изъ которыхъ воздвигнуты преграды ихъ ежедневнымъ прогулкамъ, — даже и они, когда уже чувствовали надъ собою десницу смерти, проникались, бывало, жаждою увидть хоть вскользь лицо природы и, увезенные далеко отъ мстъ своихъ прежнихъ страданій и наслажденій, казалось, вдругъ переживали новую ступень бытія. Съ трудомъ выползая изо дня въ день на какую нибудь пригрваемую солнцемъ лужайку, они отдавались воспоминаніямъ, вызывавшимся въ нихъ видомъ неба, холмовъ и долинъ и серебрящейся воды — и предвкушеніе небесной жизни смягчало ихъ быстрое увяданіе, и они такъ же мирно поникали въ свою могилу, какъ солнце, закатъ котораго они за немного часовъ передъ тмъ созерцали изъ окна своей уединенной комнаты. Воспоминанія, пробуждаемыя мирной сельской обстановкою, не относятся къ здшнему міру, къ его мыслямъ и надеждамъ. Ихъ кроткое вліяніе можетъ, правда, научить насъ сплетать свжія гирлянды для могилъ тхъ, кого мы любили, можетъ облагораживать наши мысли и прогонять прежнюю вражду и ненависть; но за всмъ этимъ таится, даже въ самой неглубокой душ, смутное и неопредленное сознаніе, что такія чувства когда-то очень давно насъ уже посщали, въ какое то далекое, далекое время — и такое сознаніе порождаетъ высокія мысли о другихъ далекихъ будущихъ временахъ, и покоряетъ гордость и суетность.
Мстность, куда они похали, была очаровательна. Оливеръ, жившій раньше въ грязныхъ трущобахъ, среди гама и пьяныхъ криковъ, началъ, казалось, сызнова жить. Розы и каприфоліи окружали стны коттэджа, плющъ обвивалъ стволы деревьевъ, а цвты на клумбахъ наполняли воздухъ сладостнымъ ароматомъ. Неподалеку находилось небольшое кладбище, не загроможденное высокими, мрачными надгробными плитами, но усянное скромными земляными холмиками, которые были покрыты свжимъ дерномъ и мхомъ; подъ ними покоились деревенскіе старики. Оливеръ часто гулялъ здсь и, думая о жалкой могил, гд лежитъ его мать, присаживался иногда и, никмъ невидимый, рыдалъ. Но поднимая глаза къ раскинувшемуся надъ нимъ глубокому небу, онъ переставалъ представлять ее себ лежащей въ земл и плакалъ по ней, грустно, но безъ тяжести на сердц.
Это было счастливое время. Дни были безмятежные и ясные, а наступавшія ночи не приносили съ собой ни страха, ни заботъ, не угрожали ужасной тюрьмой и не окружали его преступными людьми; они наввали только пріятныя и счастливыя мысли. Каждое утро онъ ходилъ къ старому сдому господину, который жилъ вблизи церкви; онъ училъ его читать и писать и обращался съ нимъ съ такой добротой и такъ заботливо, что Оливеръ прилагалъ вс свои старанія, чтобы доставить ему удовольствіе своими успхами. Потомъ онъ гулялъ съ мистриссъ Мэйли и Розой и слушалъ, какъ он разговариваютъ о книгахъ, или садился рядомъ съ ними гд нибудь въ тни и внималъ молодой двушк, читавшей вслухъ, и готовъ былъ бы просидть такъ до тхъ поръ, пока не стемнетъ настолько, что нельзя уже разбирать буквы. Потомъ онъ готовилъ уроки къ слдующему дню, прилежно занимаясь въ своей комнатк, выходившей окнами въ садъ; а когда медленно надвигался вечеръ, леди опять отправлялись на прогулку, и онъ шелъ тоже съ ними, съ удовольствіемъ прислушиваясь къ ихъ разговору.
Какъ онъ былъ счастливъ, если имъ хотлось сорвать цвтокъ, за которымъ надо было взобраться на пригорокъ, или если он что нибудь забывали, за чмъ онъ могъ сбгать домой! Эти порученія онъ исполнялъ съ чрезвычайнымъ проворствомъ. Когда становилось совсмъ темно, они возвращались домой и молодая двушка садилась за піанино и играла какую нибудь пріятную мелодію или пла тихимъ и нжнымъ голосомъ одну изъ любимыхъ тетею старыхъ псенъ. При этомъ не зажигали свчей, и Оливеръ садился у окна, слушая нжную музыку и весь отдавшись тихому восторгу.