А когда наступало воскресенье, то какъ этотъ день проводился непохоже на то, къ чему онъ привыкъ раньше! И какой это былъ счастливый день, подобно всмъ остальнымъ днямъ этого счастливйшаго времени! Утромъ — маленькая церковь, за окнами которой трепещутъ зеленые листья, снаружи поютъ птицы и напоенный сладкимъ ароматомъ воздухъ льется сквозь низенькій входъ, наполняя благоуханіемъ скромный храмъ. Бдный людъ бывалъ такъ чисто и опрятно одтъ, такъ благоговйно преклонялъ колни въ молитв, что, казалось, посщеніе церкви для нихъ не тягостный домъ, а удовольствіе; и хотя пніе было грубовато, можетъ быть, но зато искренне и звучало мелодичне (для слуха Оливера, но крайней мр), чмъ какое либо слышанное имъ въ церкви прежде. Посл этого опять начинались прогулки, какъ обыкновенно, и посщенія чистыхъ домиковъ трудящагося люда. Вечеромъ Оливеръ прочитывалъ вслухъ главу или дв изъ Библіи, подготовившись къ этому за недлю и испытывая при исполненіи этой обязанности такую гордость и удовольствіе, какъ будто онъ самъ былъ священникомъ.
Утромъ въ шесть часовъ Оливеръ уже былъ на ногахъ, отправлялся бродить по полямъ и опустошалъ лужайки вдоль и поперекъ, выискивая дикіе цвты для букетовъ, нагруженный которыми онъ возвращался домой. Затмъ надо было приложить немало заботъ и осмотрительности, чтобы наилучшимъ образомъ сочетать цвты для украшенія стола къ утреннему завтраку. Оливеръ не забывалъ принести для птицъ миссъ Мэйли и желтаго крестовника, которымъ онъ, изучивъ это дло подъ руководствомъ деревенскаго причетника, изящно украшалъ клтки. Принарядивъ такимъ образомъ птичекъ на цлый день, онъ обыкновенно отправлялся въ деревню выполнить какое нибудь небольшое порученіе благотворительнаго характеpa; если не это, то иногда случалось ему поиграть на лужайк въ крикетъ или вообще находилось какое нибудь занятіе въ саду и среди цвтовъ, которымъ Оливеръ (изучая и эту науку у того же руководителя, который былъ садовникъ по спеціальности) охотно посвящалъ свое вниманіе. А когда наконецъ появлялась миссъ Роза, то онъ получалъ тысячи похвалъ за все, что сдлалъ.
Такъ промчались три мсяца, которые и въ жизни самаго благословеннаго и окруженнаго довольствомъ смертнаго показались бы настоящимъ счастьемъ, а въ жизни Оливера и подавно были сплошнымъ блаженствомъ. При самомъ чистомъ и сердечномъ великодушіи, съ одной стороны, и самой искренней, горячей, глубоко прочувствованной благодарности — съ другой. Нтъ ничего удивительнаго, что къ концу этого короткаго періода Оливеръ Твистъ совершенно свыкся съ старой дамой и ея племянницей, и что пылкая привязанность его молодого и тонко чувствовавшаго сердца находила отвтъ въ ихъ любви и въ ихъ гордости своимъ питомцемъ.
XXXIII. Глава, въ которой счастье Оливера и его друзей вдругъ омрачается
Быстро протекла весна и наступило лто. Если деревня и сначала была красива, то теперь она предстала въ полномъ блеск и пышности своего расцвта. Высокія деревья, стоявшія унылыми и оголенными въ боле ранніе мсяцы, одушевились теперь бодрой жизнью и силой и, простерши свои зеленыя втви надъ высохшей землей, превратили открытыя и пустыя мста въ прелестные уголки, гд была глубокая и пріятная тнь, и откуда такъ хорошо было созерцать залитую солнцемъ широкую даль. Земля облачилась въ свой ярко зеленый плащъ и разливала кругомъ опьяняющее благоуханіе. Это было самое лучшее и бодрое время года; все радовалось и благоденствовало.
Въ маленькомъ коттэдж продолжалась та же тихая жизнь, и надъ его обитателями вяла та же веселая невозмутимость. Оливеръ сильно окрпъ и поздоровлъ, но здоровье или недугъ не оказывали вліянія на его теплыя чувства къ окружавшимъ его, какъ это часто бываетъ съ чувствами многихъ людей. Онъ былъ такимъ же кроткимъ, привязаннымъ, любящимъ существомъ, какъ тогда, когда страданіе и недугъ истощили его силы и когда онъ весь былъ въ зависимости отъ заботливости и вниманія со стороны ухаживавшихъ за нимъ.
Въ одинъ очаровательный вечеръ они гуляли дольше обыкновеннаго, такъ какъ посл жаркаго дня свтилъ такой красиво сверкающій мсяцъ и такъ пріятно освежалъ легкій втерокъ, что не хотлось уходить домой. Роза была очень весела, и они все шли впередъ, пока не зашли далеко за предлы обычныхъ прогулокъ, все время оживленно бесдуя. Мистриссъ Мэйли почувствовала усталость, и они медленно двинулись домой. Молодая двушка по возвращеніи сбросила свою простенькую шляпу и, какъ обыкновенно, сла за піанино. Разсянно перебирая клавиши въ теченіи нсколькихъ минутъ, она сразу перешла къ тихой и торжественной аріи, и вдругъ мистриссъ Мэйли и Оливеръ услышали, что она плачетъ.
— Роза, дорогая моя! — воскликнула старая дама.
Роза не отвчала, но заиграла нсколько быстре, какъ будто обращенныя къ ней слова пробудили ее отъ какихъ то мучительныхъ мыслей.
— Роза, сердце мое! — сказала мистриссъ Мэйли, вскакивая съ мста и наклоняясь надъ ней. — Что это? Ты вся въ слезахъ! Чмъ ты огорчена, дитя?