Оливер Твист

— Ребенку, — сказала двушка, подымая голову, — гораздо лучше тамъ, чмъ у насъ. Только бы чего не приключилось Биллю, а то я буду рада, если онъ умеръ тамъ въ канав и косточки его сгніютъ тамъ.

— Что? — крикнулъ еврей съ удивленіемъ.

— Да, буду рада, — отвчала двушка, спокойно выдерживая его взглядъ. — Буду рада не видть его передъ своими глазами и знать, что худшее уже миновало. Я не въ силахъ больше выносить его присутствія. Когда я вижу его и всхъ васъ, все внутри меня переворачивается.

— Ну!.. — сказалъ еврей. — Ты пьяна?

— Пьяна? — воскликнула двушка. — Не ваша вина въ томъ, что я не пьяна. Точно вы когда либо имли что-нибудь противъ того, чтобы я была пьяна… кром настоящей минуты. Вы недовольны этимъ, конечно.

— Недоволенъ! — отвчалъ взбшенный еврей. — Мн очень не нравится твое поведеніе.

— Постарайтесь измнить его, — сказала двушка со смхомъ.

— Измнить его! — воскликнулъ еврей, окончательно выведенный изъ себя упрямствомъ двушки и неудачами этой ночи. — Я измню его! Слушай меня, шлюха ты этакая! Слушай! Достаточно мн будетъ оказать шесть словъ, чтобы погубить твоего Сайкса… Это такъ же врно, какъ если бы я собственными пальцами своими сдавилъ его бычачью шею. Если онъ вернется домой безъ мальчика, если онъ не достанетъ мн его живымъ или мертвымъ, убей его сама, если не хочешь, чтобы онъ попалъ въ руки палача… Убей въ ту же минуту, какъ онъ войдетъ къ теб… не то будетъ поздно.

— Что это значитъ? — невольно воскликнула двушка.

— Что все это значитъ? — продолжалъ еврей, доведенный до безумія. — Мальчикъ этотъ стоитъ сотни фунтовъ, и я никакого желанія не имю терять то, что случай бросилъ мн на моемъ пути… и изъ-за кого? Изъ-за шайки какихъ-то пьяницъ, которыхъ я могу отправить на вислицу, стоитъ только мн свистнуть. Чувствовать себя связаннымъ съ чортомъ, которому стоитъ только захотть, который иметъ возможность…

Задыхаясь отъ волненія, еврей не въ силахъ былъ больше произнести ни слова, и этого было достаточно, чтобы потокъ нахлынувшаго на него бшенства сразу остановился. Еще минуту назадъ руки его были судорожно сжаты, глаза выпучены, лицо было мертвенно блдное отъ волненія; теперь же онъ упалъ въ кресло, дрожа всмъ тломъ отъ страха, что сказалъ лишнее. Спустя минуту онъ взглянулъ въ сторону двушки и нсколько успокоился, видя, что она по прежнему сидитъ неподвижно у стола.

— Нанси, милая, — сказалъ онъ обычнымъ своимъ голосомъ. — Ты слышала то, что я говорилъ?

— Ахъ, отстаньте вы отъ меня, Феджинъ, — отвчала двушка, поднимая голову. — Не сдлалъ Вилль теперь, сдлаетъ въ другой разъ. Много и безъ того поработалъ для васъ, поработаетъ еще больше. Не сдлалъ, значитъ не могъ. Ну и полно объ этомъ.

— А какъ же мальчикъ, моя милая? — спросилъ еврей нервно потирая себ руки.

— Мальчику отъ своей судьбы не уйти, — отвчала Нанси. — Опять таки говорю, я надюсь, что онъ умеръ и избавился отъ своей несчастной жизни и вашихъ рукъ… Только бы съ Виллемъ ничего не приключилось. Если Тоби вышелъ чистымъ, выйдетъ и Вилль. Онъ стоитъ двухъ Тоби.

— А относительно того что я сказалъ? — продолжалъ еврей, — не спуская съ нея глазъ.

— Хотите, чтобы я что-нибудь сдлала, такъ повторите, — отвчала Нанси. — Если дйствительно нужно сдлать что-нибудь, подождите до завттра. Вы меня немножко расшевелили, а теперь я опять одурла.

Феджинъ предложилъ ей еще нсколько вопросовъ съ цлью удостовриться въ томъ, замтила ли двушка его неосторожность, но она отвчала ему такъ спокойно и такъ равнодушно относилась ко всмъ его пристальнымъ взглядамъ, что онъ окончательно убдился въ томъ, что она пьяна. Нанси дйствительно пила и не представляла въ этомъ смысл исключенія среди питомцевъ еврея женскаго пола, которыхъ, начиная съ раннихъ лтъ, не только не останавливали, а напротивъ пріучали къ этому. Неряшливый видъ ея и запахъ спирта, пропитавшій комнатную атмосферу вполн подтверждали предположеніе еврея; когда же она посл выраженныхъ ею выше чувствъ, впала снова въ какое-то полубезсознательное состояніе и стала безсвязно говорить о томъ, что не слдуетъ упоминать о смерти, что мало ли какія бываютъ ссоры между леди и джентльменами, которые живутъ вмст, но это не мшаетъ имъ чувствовать себя счастливыми, — то мистеръ Феджинъ, человкъ опытный въ этомъ дл, ршилъ окончательно, что она пьяна.

Успокоившись этимъ открытіемъ и довольный тмъ, что ему за одинъ разъ удалось разсказать Нанси все, что онъ слышалъ сегодня вечеромъ, и затмъ собственными глазами убдиться въ томъ, что Сайксъ не вернулся, онъ отправился домой, оставивъ двушку спящей въ томъ же положеніи, въ какомъ онъ ее засталъ.

Былъ почти часъ по полуночи. На двор было такъ темно и такъ холодно, что Феджинъ не имлъ никакого желанія гулять по улиц. Втеръ, разгонявшій съ улицы туманъ, прогонялъ и прохожихъ, которые спшили домой, чтобы скрыться отъ непогоды. Втеръ дулъ прямо съ той стороны, куда шелъ еврей, и при всякомъ сильномъ порыв его онъ дрожалъ и ежился отъ холода.