Что касается сочетания их первого предположения с самоубийством, они остановились опять же на выводе, что этого полностью исключить нельзя, но… То есть предполагать, что это не бандиты расправились с Ниной (достали-таки ее с той стороны, откуда она не ожидала угрозы), а она сама, не выдержав тягот преступной жизни и не видя для себя приемлемого выхода, решила покончить со всем этим и намеренно лишила себя жизни, ничто не запрещало – мало ли как может повести себя человек, попавший в такую стрессовую ситуацию! – но вероятность такого варианта развития событий наши сыщики оценили весьма скептически.
– Неправильная какая-то картинка получается, – заметил Костя, – не складывается. …Вот, хотя бы то, что на работе… Обычно люди дома с собой кончают. Ближе к ночи… А здесь… Вот скажи: если человек решился уже – чего ему тащиться на работу? Одеваться, собираться… Хотя… – тут Костя запнулся и взглянул на собеседника, – на складе этом полно, наверное, всякой отравы?
– Да у нас в любой лаборатории: открой шкаф с реактивами и выбирай, что тебе по вкусу, – подтвердил Миша, – что уж про склад говорить.
– Ну, ладно. Допустим. Это объяснили. Но вообще… Мотив, главным образом… Почему она так?.. Всё же люди так просто на это не решаются. Особенно люди с таким характером… Ты же сам говоришь: жизнерадостная была… сангвинического типа… Должна же она была надеяться, что как-то обойдется… Не вижу я, чтобы она чувствовала себя загнанной в угол… Хотя, чт'o мы о ней знаем? И всё равно, не вяжется всё это в ясную картинку. И ещё… Медики считают, что яд она приняла вместе с кофе – так они решили. По их данным, она незадолго до смерти пила кофе. Но чашки-то на столе не было. Ну, стакана – какая разница? (Это Костя отреагировал на реплику приятеля, заявившего, что кофейной посудой у Нины служили химические стаканы). Ты можешь себе представить, чтобы человек, намеренно выпивший яд, озаботился бы вымыть за собой посуду? Всё может быть, конечно, но странно это – чепуха какая-то. Не верится мне, что самоубийство. Прикончили ее – так я думаю.
И Миша не стал с ним спорить – он и сам думал также. (Не исключаю, что основной причиной здесь – не осознаваемой им, конечно, – было немаловажное обстоятельство: в случае убийства детектив получался намного интереснее, чем в предположении самоубийства).
Чувствую, что на этом мне стоит оборвать изложение тех предположений и версий, которые сыщики обсуждали тем давним субботним днем. Разговор у них затянулся до позднего вечера, и я не всё еще успел рассказать, но эта глава и так получилась у меня непомерно длинной. Пора, по-видимому, прерваться и сменить тему. А недосказанное я еще буду иметь возможность довести до сведения читателей несколько позже. Твердо намереваюсь это сделать и сдержу свое обещание.
Когда пришла пора прощаться, приятели условились встретиться в понедельник. Они решили вместе осмотреть склад, который неожиданно стал местом преступления. (Или всё же не преступления? В этом отношении они еще не пришли к окончательному выводу. Но я, как обещал, еще вернусь к описанию их сомнений и плохо стыкующихся друг с другом гипотез).
В прихожей, ожидая одевающегося Ватсона, Холмс-Костя ухмыльнулся и с явной иронией подытожил результаты их «рабочего совещания»:
– Ну, что? Не хило мы с тобой погадали на чайной заварке! – он помедлил секунду и добавил. – А что же нам оставалось? Ведь кофейной-то гущи нам покойница не оставила – помыла за собой стаканчик.