Он приходит по пятницам

Рассуждая опять же теоретически – а приятели не уставали повторять и напоминать друг другу о заведомой гипотетичности своих построений, – можно было предположить, что две последовавшие одна за другой смерти в НИИКИЭМСе причинно связаны каким-то – еще им неизвестным – образом. И здесь намечались две разнонаправленные линии: сюжетные линии

(если уж держаться мнения, что они под видом планов расследования упоенно сочиняли детективы – Миша, по крайней мере, не отрицал, что его досужие измышления

не слишком далеко уходили от этого; правда, приложимо ли то же определение к гипотезам, излагаемым Костей, осталось неизвестным).

Во-первых, следовало иметь в виду, что Нина могла быть как-то впутана в ту же самую криминальную аферу, в которой участвовал Мизулин, и что она пала жертвой тех же оставшихся за кулисами уголовников, которые зарезали электрика. И тот, и другая сыграли, так сказать, свои роли, после чего их предусмотрительно удалили со сцены – да еще при этом главари сэкономили часть доходов, не поделившись ими с втянутыми в дело «статистами». В пользу такой трактовки говорили два мелких и не слишком убедительных факта. О первом Костя уже говорил приятелю раньше, а в этот раз только напомнил о том, что самодельный нож, которым был убит Мизулин, был выточен из обычного напильника, имеющего в сечении форму плоского ромба, и имел наборную ручку из разноцветных плексигласовых колечек. Костя как профессионал утверждал, что именно такие ножи распространены в тех ИТЛ («лагерях», «зонах»), где зэки имеют на своих местах работы доступ к слесарному инструменту и точильным станкам, так что появление в деле подобного ножа можно считать характерным признаком, указывающим на кого-то, уже побывавшего за решеткой. Мода у них, видишь ли, такая,

 – пояснил он своему не имеющему специальной криминалистической подготовки Ватсону, – в магазине ножа из хорошей стали не купишь, а напильники по необходимости делают из хорошего закаленного металла.

Тут Миша, хоть и не спорил с авторитетным в подобных вопросах Холмсом, но внёс свою существенную поправку и заявил, что не раз видел точно такие ножи с наборной ручкой у самых обыкновенных работяг. Так что мода эта, хоть и появилась в специфической среде, теперь, вероятно, распространилась достаточно широко, и основывать на такой улике далеко идущие выводы было бы опасно. Сыщики сошлись на том, что как пренебрегать данным фактом, так и переоценивать его значение не стоит. Так, мелкий камешек в общую мозаику.

Другое привлекшее их внимание обстоятельство, косвенно указывающее на участие кладовщицы в темных делишках, заключалось в резкой смене ее настроения сразу же после того, как она узнала о смерти Мизулина. И, естественно, привел этот довод Миша, с затаенным удовольствием поведавший соратнику о тех разговорах, которые велись на этот счет в институте. Надо сказать, что и Холмс отнесся к услышанному со всей серьезностью. Как ни интерпретируй эту внезапную перемену привычного поведения кладовщицы, но самого факта ничто отменить не могло – слишком уж многие заметили, что Нина всю неделю была сама не своя: что-то не давало ей покоя и лишало былой жизнерадостности. Если отбросить внешние причины (вроде крупной ссоры с мужем), то естественно предположить, что ей стало невыносимо страшно при мысли о предстоящей расплате за висевшие на ее совести грехи. Даже если она до того и не знала, что их бывший электрик (а с ним она, несомненно, была знакома) участвует в делах той же шайки, что и она сама, ей нетрудно было сложить два и два, чтобы придти к выводу о грозящей ей опасности. С одной стороны, тот, кто оказался способен зарезать своего подельника, мог аналогично поступить и по отношению к ней (вдруг он побоится, что Нина может его выдать), а с другой – следствие по поводу убийства могло вытащить на свет и стоявшие за ним махинации, и тогда ей пришлось бы отвечать перед законом: перспектива, тоже настроение не повышающая.

Версию эту – о связи завскладом с бандитами – и Холмс, и Ватсон оценили после всестороннего обмусоливания, как более или менее вероятную, но – увы! – не имеющую под собой твердой почвы. Всё упиралось в тот простейший факт, что наши сыщики не обладали ни малейшей информацией о сущности предполагаемой криминальной аферы и не могли даже строить какие-то догадки на эту тему. О чем здесь могла идти речь, невозможно было понять. А без этого все их конструкции повисали в пустоте.