Она исчезла

Несмотря на то что мы знакомы и работаем вместе больше пятнадцати лет, а года полтора прожили как муж и жена, я крайне мало про нее знаю. Во многом потому, что (честно сказать, и покаяться) сам не стремился про нее чего-нибудь выведать. И оттого, что она была крайне скупа на рассказы о своем прошлом (а в последнее время и о настоящем!).

Помню, когда мы только сошлись, я первый предложил — полушутя, по-мужски: «А не пора ли мне, как честному человеку, познакомиться с твоими родителями?» Однако Римка замылила вопрос. С хиханьками-хаханьками спустила на тормозах.

В итоге я не знал, кто у нее предки, откуда она родом. Кто с ней был раньше, до меня. Да и потом, когда мы расстались (в интимном плане): кто с ней встречается? Вот, выплыл этот пошлый Пан со скульптурной фигурой. А до него ведь наверняка были другие?

Или подруги. К кому-то она ведь меня водила, демонстрировала. Тогда, больше десяти лет назад, когда мы с ней стали жить вместе. И в барах мы с какими-то ее знакомыми сидели, выпивали. Но кто там они были — я напрочь забыл. И не записал никого.

Значит, надо изучать личность моей помощницы по тем же лекалам, по каким я пробиваю обычно в ходе расследований своих фигурантов. У нас пока не цифровое государство, но в анналах МВД много чего о гражданах державы хранится.

А попутно, чтобы, как говорится, два раза не вставать, надо заняться выяснением личностей погибших, трех уроженцев города-героя Ленинграда. Почему они вдруг оказались здесь у нас, рядом с Римкой? На кого работают? Что им надо вообще?

Я позвонил своей старой подруге Любе. Долго я ее манил и мурыжил во всем, что касается личных дел, и в итоге она вышла замуж за простого сантехника, двух детишек родила. Но нормальные отношения мы сохранили: с моей стороны благодаря конфеткам, букетикам, комплиментам. И оно того стоило — для дела: Любовь моя служила в Главном информационно-компьютерном центре МВД.

Я позвонил ей, как у нас принято было, на левый, не зарегистрированный на нее телефон. Попросил помощи в поиске установочных данных на трех граждан.

Когда назвал фамилию-имя Римки, Люба заржала:

— Ой, ты бабу свою разыскиваешь! — Она была осведомлена о деталях моей личной жизни. — Она-то что натворила?

— Если честно: исчезла с концами.

— Вместе со всей твоей казной и заначкой?

— Если б так, я, может, и понял, искать не стал. А тут непонятные причины, и убийства происходят вокруг нее. Вот эти трое застрелены сегодня. О них я тоже попрошу выяснить.

Люба обещала сделать все возможное: «Только ради тебя, мой милый».

Римма

Паисий принял ее ровно так, как тогда: спокойно, словно ничего не происходит.

Только в ту пору он жил в родительской семье, а теперь у него имелась собственная. Да какая! Огромная по нынешним временам: жена и три белоголовые девочки, мал-мала меньше.

И супруга Паисия тоже: ни косого взгляда, ни вопроса, ни упрека. Словно к мужу каждый день является откуда ни возьмись из давнего прошлого его бывшая, а он как ни в чем не бывало сажает ее за стол обедать.

У жены его вид был смиренный и благообразный. Гладкое иконописное лицо, бесконечное терпение во взгляде. И на дочек своих ни разу голос за все время не повысила — те, впрочем, тоже вели себя как паиньки, поводов гневаться не подавали.

«Да, такой семьи я б, конечно, Паисию обеспечить не могла, — с грустью подумала Римма. И добавила про себя: — Потому что толком не любила. А любила б, может, на все пошла, чтоб быть с ним рядом».

А вслух спросила бывшего:

— Да тебя, поди, поздравить можно? Ты сан принял?

Тот ответил с ровной улыбкой:

— Нет, митрополит для меня принятие сана не благословил. Раз разведен единожды, да второй раз женат — не приветствуется.

— Жаль, я тебе все испортила.

— Ничего, у меня и так все хорошо.

В доме всюду висели иконы. Обедали всей семьей, а перед тем вслух прочли «Отче наш». Пришлось и Римме соответствовать, вспоминать слова.

На постой ее определили на самую верхотуру, под крышей. Добираться туда надо было по приставной лестнице, как по трапу. Жена Паисия (ее звали Надежда) принесла туда чистое белье, ночнушку, халат. Выделила зубную щетку.

— Мы ложимся рано, завтра на службу.

— Извините, столько из-за меня хлопот.

— Ничего, у нас часто страждущие и странники бывают, не привыкать.

А Паисия Римма попросила перед сном:

— Помолись за раба Божия Михаила, сегодня убиенного.

— Господи! — перекрестился тот. — Он крещеный был?

— Не знаю. Крестик не носил.

— Ладно, если в частном порядке, не в храме, все равно молиться дозволяется и нужно. Может, еще чем тебе помочь могу?

— Боюсь, что нет.

Римма полезла к себе на верхотуру, под крышу. Там нагрелось за день, косое окно выходило на запад, и в прощальном луче солнца кувыркались пылинки.

«Надеюсь, я заслужила хоть одну нормальную ночь? — думала она, вытягиваясь под чистым бельем. — Позавчера два часа проспала в квартире у Пана, вчера — в его ужасной избе. Но завтра мне придется бежать дальше. Нельзя подставлять Паисия, жену его Надежду и их девочек белоголовых. Вопрос только: куда?»

Георгий Степанович