Счастье, что на каникулы не уехала одна из ее соседок по комнате в общаге на Опочинина. Злата училась на режиссерском — актеров, режиссеров и сценаристов специально селили вперемешку, чтобы усиливать взаимное творческое воздействие друг на дружку. Как будущий постановщик, ум Златка имела твердый, последовательный и хваткий. Когда взбудораженная Римка прорыдала, что ей надо срочно-пресрочно уехать, возможно, надолго, и взять академ — Златка не стала кудахтать и хлопать крыльями, а быстро составила четкий план и заставила согласно нему беглянку действовать. «Напиши заявление в деканат. Приготовь книги — вернуть в библиотеку. Составь заяву коменданту, что освобождаешь койку. Белье я сдам за тебя сама».
А дальше Римма обнаружила себя на Московском вокзале с дорожной сумкой у касс, где приобретают билеты на день отправления. Ближайший поезд, уходящий из города, был ей хорошо знаком: двести двадцать седьмой, до Новороссийска. С него начиналась любовь к Северной Пальмире. На нем, проходящем мимо Ростова, в плацкарте, они ездили с классом на экскурсию в Питер три года назад. На нем она отправилась сюда с подружкой убедиться в своей любви после десятого класса. На нем прибыла покорять Северную столицу в прошлом году. И вот теперь он, отправлением через полчаса, в двенадцать двадцать три, словно приглашал ее выметаться прочь из любимого и жестокого города, порядки и обычаи которого она столь чудовищно нарушила.
— Мне, пожалуйста, на сегодня один билет до Ростова-на-Дону, — проговорила она в окошко кассы.
Могутная женщина с короткой мужской стрижкой, двумя подбородками и тремя жировыми складками на затылке поюзала компьютер и доложила:
— Есть одно плацкартное, нижнее боковое.
Никакой плацкарт Римму не пугал, именно так она, в целях экономии, всякий раз и путешествовала в своей жизни.
— Давайте.
— Ваш паспорт.
Все утро она стремилась убежать из леденящего гранитного города — но куда и зачем? Подсознательно ей хотелось — несмотря на всю сложность отношений — забраться под крыло папочки и мамочки, забиться, замереть там, спрятаться.
Но сейчас, получив билет на поезд, который отправлялся через двадцать минут, она впервые подумала не бессознательно, а рационально: «Если меня будут искать — а меня будут искать! — и милиция, и приспешники Вадима, которого я, кажется, убила, то они первым делом бросятся к родителям в Ростов. А я вдобавок оставила настолько жирный след: купила на свое имя билет в этот город!»
Но делать нечего. Из Северной Пальмиры в любом случае следовало выметаться.
Поезд оказался заполнен до отказа. Радостные и озабоченные семьи заносили в вагоны чемоданы, заводили туда юных отпрысков. Лето, отпуска, экспресс идет на юг. Через двое суток пути пассажиры, очумевшие от духоты и дороги, высадятся в Новороссийске и растекутся по близлежащим курортным местечкам: Широкой Балке, Анапе, Суджуку, Абрикосовке, Кринице, Джубге, погрузятся в вожделенное Черное море…
Римма села на свое нижнее боковое, сумку под столик засунула. Большое четырехместное купе по правую руку от нее заняло семейство с огромным количеством детей, мал мала меньше. Кроме отца и матери присутствовало юное поколение: парень лет пятнадцати, девочка лет тринадцати и парочка двухлетних близнецов — таковые по правилам РЖД могли путешествовать бесплатно на койках родителей. Вот и поместились они вшестером на четырех местах. Младшие детишки с любопытством поглядывали на Римму; подросток, естественно, зыркнул на нее с вожделением, девочка глядела со смесью ревности и зависти, и только измученные родители, что мать, что отец, восприняли ее словно неодушевленный объект.
Сиденье напротив Риммы пока пустовало. Жаль, что не ей достался этот билет, по терминологии железнодорожников, «верхний боковой». С каким удовольствием она бы опустила сейчас полку, расстелила на ней матрас, залезла и мысленно отгородилась от всего! Но формально верхнее место ей не принадлежало, и оставалось ждать: вдруг явится опаздывающий пассажир.
И тут Римму накрыло. Все события сегодняшней ночи. Все мысли по поводу того, что случилось.
Ей вдруг стало казаться, будто она с разбегу ударилась головой о бетонную стену. Вся ее жизнь, столь интересная и многообещающая, разлетелась на куски и осколки. Вчера она была студенткой престижнейшего вуза культурной столицы. Блестящая карьера маячила перед ней. А сегодня Римма — скрывающийся от правосудия преступник. И она (наверное) никогда больше не вернется ни в институт, ни в Питер, ни на сцену.
Вдобавок она убила человека. Да, то была самозащита. Да, он сам хотел застрелить ее.
Хотя, может, он выжил? Нет, зря она себя успокаивает. Они с матросом искали его на поверхности воды, светили прожектором — и ничего не обнаружили. И она помнит, с каким тяжелым костяным звуком бутылка шампанского ударилась о череп Вадима.
Все эти мысли закружили ее и вылились в настоящую безмолвную истерику. Затем слезы хлынули из глаз. Рыдания сотрясли горло и грудную клетку. Чтобы никто не видел ее рева, девушка рухнула головой на столик и закрылась руками.