Гуцарова со своим «двоюродным братом» явно из бодрящих напитков выбирают более крепкие, но лучше не оставлять следов и не вызывать ненужных вопросов.
Она вернулась в комнату, сделала неуловимый знак Синичкину: мол, нашла!
Тот едва заметно кивнул и проговорил, адресуясь к хозяевам:
— Мы изымаем ноутбук покойного.
— Э-э, — начала Вета, — не имеете права!
Римма неожиданно даже для себя вмешалась с чеканной формулировкой:
— После изучения содержимого компьютера на предмет обнаружения информации, могущей иметь отношение к совершенному преступлению, он будет возвращен законным наследникам. Вы к таковым не относитесь.
Видно было, что граждане Гуцарова и Подолин собирались если не сегодня, то завтра скоммуниздить Мишкин лэптоп и теперь испытывают зверские сожаления, что не успели. Но против Федеральной службы контрразведки в лице Паши и Риммы пойти не посмели.
На прощание Вета вдруг жалобно спросила:
— Скажите, а у меня есть шанс унаследовать имущество и квартиру?
— За справками обращайтесь в юридическую консультацию и к нотариусу, — царственно ответствовал Синичкин.
Мы вернулись в наше временное жилье на Варшавскую и в нетерпении вставили Мишкину флешку в мой ноутбук. На экране и впрямь появился парень, которого я видел окровавленным и обезображенным в подмосковном лесу близ Селищ.
— Мишка! — всхлипнула Римма и вцепилась коготками мне в руку.
На видео он сидел перед селфи-камерой — видимо, собственного ноутбука — в квартире на Новоизмайловском, в которой мы только что побывали. Во всяком случае, детали интерьера на заднем плане свидетельствовали об этом: полированный секретер, морские узлы под стеклом, политическая карта мира. Парень не был красавчиком, но выглядел чертовски обаятельно, с харизмой, поэтому понятно, почему моя Римма Анатольевна на него запала. Он отклонился назад и начал говорить.
— Я не знаю, кто будет смотреть эту запись — вы, Георгий Степанович, или ты, Римка. Но если кто-то из вас ее глядит, значит, меня в живых, скорее всего, больше нет. А может, правда мы все-таки смотрим ее вместе и смеемся над этим моим предположением. Одно могу сказать: то, что я собираюсь рассказать, кое-кому в Питере явно не понравится.
Короче, случилось это на прошлой неделе. Стоял теплый денек, и Вета — это мою нынешнюю женщину так зовут — пристала: поедем позагораем.
Я знаю, что временами надо капризы девчонок исполнять, правда ведь? Не то они тосковать начинают, а потом злиться.
Ну, мы взяли еды навынос, Вете — пивка, я себе энерджайзера. Поехали в Лебяжье. Когда КАД построили, от нас с Новоизмайловского туда на машине стало быстро добираться. Места там и правда высший сорт. А главное, в будни наплыва нет, легко можно припарковаться. Прямо на шоссе, на обочине. А от дороги и сам залив видать. Справа от нее идет такая узкая полоска сосен, за ней песчаный пляж. И море. Загорай не хочу.
В воду там мало кто лазит. Если только совсем на солнце зажарился или справить естественные надобности. Или дети. Очень мелко. Это я для тебя, Римка, рассказываю, Георгий Степанович-то знает.
Народу в тот день на пляже оказалось мало. Хотя погода для загорания идеальная. Солнце и ветерок. Но будни.
Ветка моя дама хозяйственная. Расстелила на песке покрывало. Разложила припасы, пивасик.
А я с собой бинокль взял: пароходы и лодки рассматривать, которые по Маркизовой луже идут и в сторону порта, и, наоборот, в сторону моря.
— Девок будешь разглядывать, — припечатала Ветка.
— Ну и буду, — сказал я ей назло и навел окуляры как раз на берег.
А людей мало, все друг от дружки далеко, вместе не теснятся. Метрах в пятидесяти ближайшие располагаются. Есть и чувихи неплохого качества.
Две из них мне сразу в глаза бросились. Не то что модельной внешности, но эффектные. Одна рыжая, как ты, Римка, вторая — блонда. Я к ним пригляделся через окуляры, и по всем повадочкам, по жестам их понял специфику деятельности, которой они по жизни занимаются. И одеты обе оказались соответственно: не в купальники, как обычные девчонки на пляже, а в боевой прикид — сапоги выше колен, чулки-сеточки, маечки крохотные. Под мачками у обеих ничего, никаких лифчиков. С ними присутствовал мужик, в единственном числе, и вели они себя с ним с ухватками, что положены гражданкам подобной профессии. Мужчина, я в бинокль разглядел, в возрасте, хорошо за пятьдесят, а то и шестьдесят, хоть и крепкий, но весь седой. А им обеим — двадцать плюс. И ведут они себя точь-в-точь как проститутки, когда их только сняли: ржут, филейные части свои напоказ выставляют, дотрагиваются до клиента, по плечу его гладят.
Они вдобавок место заняли не как мы и другие отдыхающие — на полоске песка, у воды, под солнышком, — а в лесочке, под соснами. Если б не мой бинокль, их и вовсе не углядеть было.