ОНА.puzzles

– В-общем-то, да – ты права, – я тоже поднялся со стула. – Мы все, так или иначе, идем на поводу собственного комфорта. Спасибо за компанию!

– Уже уходите?

– Как видишь.

– А блинчики?

– Что блинчики?

– Вы к ним даже не притронулись.

Я посмотрел на аккуратную стопку блинчиков, политых играющим светом кленовым сиропом. Они как-то сиротливо стали выглядеть, оставшись на столе в полном одиночестве. Мне было жаль их, конечно, чисто по-человечески жаль, но я их уже не хотел.

– Не хочу уже чего-то… Знаешь, скорми их своему «бою», если сама не хочешь, – предложил я Жене. – А лучше съешьте вместе – это всегда вставляет.

– Спасибо, я подумаю.

– Подумай. Можно напоследок нескромный вопрос?

– Прям совсем нескромный?

– Да нет, ничего такого – не напрягайся.

– Ну, тогда попробуйте.

– У вас дома подоконники широкие?

Женя задумалась, прогнав по своему лицу всю палитру мимических зарисовок. Затем с интересом посмотрела на меня, при этом покачав плечами. Странно, как простой вопрос может поставить в тупик.

– А что?

– Да ничего такого – не грузись, тебе говорю. Просто можешь ответить: широкие или нет?

– Широкие.

– Видишь, как просто.

– И это всё?

– Всё.

– Точно?

– Я тебе говорю.

– Хм, интересно…

– Да ничего интересного… Просто он тебя любит.

– Кто?

– Парень твой. Только сам еще этого не понимает, хоть и говорит иногда.

– Что-то я связи не вижу, но ее, наверное, и не стоит искать?

– Наверное.

– Интересный, Вы, мужчина.

– Спасибо за комплимент.

– Заходите еще как-нибудь, буду рада Вас видеть.

– Как-нибудь зайду. Счастливо!

– Всего доброго!

В дверях сталкиваюсь с тремя юношами, весело несущими на себе клубную усталость. Кто-то из них Женин парень, но любой мог сойти, и я даже не пытаюсь его угадать, а просто пропускаю в помещение, которое тут же покидаю.

Уходящая ночь дыхнула мне в лицо предутренней прохладой, резко вернув все смещенные в реальности градусы на место, оставляя ирреальность ощущения за дверью AGB, вместе со звуком бьющихся друг об друга шаров на зеленом сукне, расчерчивающих каждый раз новую траекторию движения, сталкиваясь меж собой по чьей-то злой воле в попытке затолкать себе подобного в лузу, из которой по окончании игры их извлекут, чтобы начать новую партию, и что-то это мне все напоминает…

За дверью остался аромат великолепных блинчиков, так и нетронутых мной, но которые слопает компания неблагодарных студентов, только что пришедших вместе со своим другом, чтобы встретить его девушку, которая пару минут до этого фантазировала как они это сделают вдвоем, как советовал странный клиент, исчезнувший в своей беспечной жизни со своей непонятной логикой за дверями, разделившими ночь и утро.

Я стою на пороге пока нешумного заведения и смотрю как утро начинает добавлять в ночь сиреневые краски, и с блажным спокойствием осознаю, что не зря оказался здесь, и то, что правильно сделал, что не поднялся и не догнал. Она позвала, позвала ненадолго и я приехал. Не мог не приехать – я понимаю это свежей утренней мыслью, с которой приходит новый день, еще непонятный и загадочный, способный принести как радость, так и разочарование, но ты проснулся и понял – он пришел и никуда уже от этого не деться. Можно упираться, прятаться, задернуть шторы или выброситься в окно, но он пришел, и ты никак не сможешь на это повлиять. Тут не то, чтобы более высокое, но более высшее, чем все твои морально-волевые качества. Качество свои можно изменить, можно изменить свои привычки, свою прическу, походку и распорядок дня, можешь изменить свои паспортные данные и всю свою жизнь переписать заново, но наступающий день не изменишь, не сможешь прибавить или убавить из него хотя бы секунду, а вот он может изменить в тебе все: и распорядок дня, и прическу, и выбросить в окно.

И сейчас, глядя на то как стены домов с каждой минутой становятся все светлее и светлее, словно кто-то разводит на них белила, но осторожно, очень осторожно, специально для потерянных под утро созерцателей; так вот: глядя на этот городской пейзаж, подобного которому я никогда раньше не видел и вряд ли когда увижу еще – лишь память сможет и столетья спустя любоваться им в свободное от перегрузок время; так вот же, в конце концов: глядя на эту красоту или чепуху, что толкуется лишь состоянием души и воображения, подобно картинам импрессионистов; в общем, я как никогда понимаю свою беззащитность перед дыханием будущего, устроившего это ночное рандеву.

Я будто увидел это будущее и неизбежность судьбы, увидел фатальность, которая ведет нас по лабиринтам нашей жизни, тогда как мы – по своей наивности – полагаем, что сами строим ее, раскладывая на завтра пасьянсы, заводя ежедневники, беря кредиты и оплачивая тайм-менеджмент.

Мне стало зябко от этой мысли.

Мне стало не по себе.

Меня передернуло.