Опасное увлечение

— Ты не ранен? — заботливо спросил шотландец. Мальчик покачал головой и вытер мокрый нос рукавом. Арджент поморщился. — Сынок, как тебя зовут?

Мальчишка не сводил с Арджента вопрошающего взора. Что он хотел, чтобы тот сказал? Ведь он знал, как его зовут?

Арджент, подняв брови, посмотрел на ребенка, пока тот не отвел взгляд.

Так или иначе, мальчик воспринял это как поощрение.

— Якоб.

— Твоя мама еще не сцене, Якоб, — утешил Мактавиш. — Хочешь, я пойду и буду ее ждать, чтобы сразу привести к тебе?

Мальчик кивнул столько раз, что Арджент сбился со счета.

— Хорошо, парень, я сразу вернусь.

Мактавиш взъерошил светлые волосы мальчика и, обратившись к Ардженту, казалось, не заметил, как Якоб уклонился.

— Немного похож на тебя, когда ты был сопляком. Твой?

Низкорослый и грубый офицер чуть не с детства нанялся работать в Ньюгейте. Отца след простыл, а мать болела, и в ту пору более чем охотно брал взятки от Блэквелла, Арджента и их банды. Даже дослужившись до инспектора Скотленд-Ярда, он завсегда, пока в карманах звенели монеты, был готов услужить.

Он был своим человеком в полиции, и, когда могли, они оказывали друг другу взаимные услуги.

— Не мой.

Нелепая мысль.

Мактавиш наклонился, заговорщически прикрывая рукой рот.

— Убежден? У меня так с юности еще точно пара ублюдков гонцает по улицам. Никогда нельзя сказать наверняка, не так ли?

Арджент, сардонически усмехнувшись, взглянул на инспектора.

— Никогда не плодил ублюдков, — и подчеркнул своим убедительным басом: — дал себе обещание этого не делать.

Ночью, когда умерла его мать, Мактавиша там не было, но он видел последствия. Он смыл кровь матери с онемевшего тела Арджента и передал его под защиту Ву Пина.

Именно он отворачивался, когда Арджент начал кровавую месть.

Арджент не знал почему, но присутствие бывшего охранника тревожило даже спустя два десятилетия. Посмотреть в мягкие, понимающие шотландские глаза инспектора было как заглянуть в прошлое, которое лучше не вспоминать.

— Да, тогда я буду возле его матери.

Он надел шляпу и поправил пальто, будто шел на улицу, а не в коридор и за кулисы театра. Пройдя мимо Якоба, вышел.

В комнате, где только что царил хаос, повисла томительная тишина. Неуместная посреди буйства цвета и радостного беспорядка.

Арджент и мальчик настороженно смотрели друг на друга, и Арджент старался не думать о том, что запах в гримерке напоминал о Милли. Хоть слезы у мальчишки высохли. Стало как-то… получше.

Значительно.

— Спасибо.

В повисшем между ними напряженном молчании тихий, заплаканный голос Якоба прозвучал, как пистолетный выстрел.

Арджент моргнул, однако ответа, к счастью, никто не ждал, поскольку ребенок разжал хватку, которой сжимал, защищая, свои рисовальные принадлежности и наклонился, чтобы поднять маленький мольберт. Провозившись, казалось, целую вечность, мальчик поставил на место холст.

Арджент не знал, как реагировать на благодарность. Никогда еще его не благодарили. Следовало ли ему спросить, чем он ее заслужил? Как ему представлялось, по сути, ничем, потому что спасал он мальчика и его мать отнюдь не из альтруизма. А потому что Милли Ли Кер собиралась ему заплатить.

Своим телом.

При виде того, как маленькие руки Якоба ловко ставили холст, в его груди поднялось непривычное чувство. Во рту стало горько, а кожа показалась грязной. Больше всего выбивало из колеи то, что неприятное ощущение, казалось, возбуждал он сам.

С холста смотрела Милли Ли Кер, изображенная в платье изумрудно-зеленого цвета стоящей посреди разбросанных в беспорядке роз. Цвета были наложены густо, а нос походил на веретено, однако улыбка, высокие скулы и тяжелые темные волосы схвачены безошибочно.

Влекомый к портрету, равно как и к модели, Арджент сделал один, затем другой шаг вперед.

— Ты… нарисовал свою мать, — сказал он очевидное, мучительно осознавая, что не знает, о чем говорить с ребенком. В силу своей профессии он редко бывал в обществе детей. Единственным ребенком, с которым он более или менее регулярно общался, была Фэй Мэри, крошечная дочка Блэквелла, но она лишь пищала, пускала слюни и все тянула в рот.

Раньше ему и в голову не приходило, что в ближайшие годы с ней можно будет… поговорить.

— Я собираюсь подарить ей на день рождения, — собравшись с духом, проговорил Якоб, изучая работу и поправляя очки на переносице.

— Замечательное сходство.

Повернув голову на тонкой шейке, чтобы на него посмотреть, мальчик судорожно сощурил глаза.

— Вы так говорите, потому что вы добрый, — обвиняюще произнес он.

— Я говорил не из доброты, — сухо проинформировал его Арджент. — Будь эта картина плоха, я бы посоветовал тебе не дарить ее матери.

Мальчик закусил губу.

— Нос не удался, — с вызовом произнес он.

Он подошел еще на шаг, и пол не разверзся под ногами.

— Наверняка это поправимо.

Кивнув, мальчик вновь закусил губу и опять повернулся к холсту.

— Знаете, что самое сложное, когда ее пишешь?