Опасное увлечение

— Я… я не знаю. — Милли отвела руку ото рта, чтобы приложить ее к трепещущему от жалости сердцу.

— Ничего, — мрачно произнес он. — Я не чувствовал ничего. Я не чувствую ничего.

— Это неправда, — проговорила Милли дрожащим от слез голосом. — Я не верю.

— Нет? Я трахал шлюх и распутных вдов влиятельных мужей, которых меня наняли убить. Думаете, я о них заботился? Об их удовольствии? Нет. И не забочусь. Я просто трахал их, потому что они мне давали. Я брал их как собак, как животных, но все же я никогда не клал их под себя. Они могли всегда убежать… но вы… вы…

Большая деревянная балка с нагелями, напоминающая вешалку, раскололась под его ударом, врезалась в колонну и с грохотом рухнула на пол.

Милли вздрогнула и сжала колени, не давая себе отступить перед порывом его долго копившегося гнева. Он зрел в нем в течение многих лет, больше десятилетия. Он должен от него освободиться. Должен сломать некоторые вещи.

— Вы меня не шокируете, — мягко сказала ему она.

— Я не пытаюсь вас шокировать, я говорю вам правду. Я смотрел, как вы умирали на той сцене, и часть меня знала, что я больше никогда не смогу увидеть. Мне следовало уйти и оставить вас на милость другого. Я чувствовал, что сам превращаюсь в того… злодея на сцене. И, тем не менее, я попытался. Тогда вы попросили меня не трогать сына. Вы сказали те же самые слова, что и она в ту чертову ужасную ночь. — Он потер лицо грубыми жесткими ладонями. — Боже, я — чудовище.

— Но вы не тронули моего сына, не причинили ему боль, — возразила она.

— О, разве вы не понимаете? Я причинил ему боль, потому что я причинил боль его матери. Я отнял вашу невинность. Я заставил вас платить за жизнь вашим телом.

— Он этого не знает! — Щеки Милли вспыхнули не из-за его ужасных признаний, а из-за того скандального признания, которое собиралась сделать она. — По правде… говоря… ни один другой платеж никогда еще не доставлял мне такого огромного удовольствия.

Он замер.

— Прекратите, Милли. Не надо даровать мне прощение или отпущение грехов. Я поимел вас сверху.

— Я этого хотела, — продолжала настаивать она. — Я знала, когда открывала ту дверь, когда будила вас… в глубине души я знала, что произойдет. И я этого хотела.

Пламя в его глазах замерцало и заплясало, и он застонал.

Желание обнять его охватило ее с такой неистовой силой, что у нее заболели руки. Господи, через что он прошел, что пережил. Большинство мужчин бы сломалось: рухнули как подкошенные, наземь и обезумели или покончили с собой. Он схоронил позор, ужас, отчаяние в спокойном, темном озере. Из крови. А потом заморозил его, чтобы надежно спрятать.

К сожалению, она оказалась всего лишь штормом, взметнувшим со дна обломки кораблекрушения.

Он уставился на нее, ошеломленный и потрясенный, приоткрыл рот и застыл, дав ей время подойти к нему. Она прикоснулась пальцами к выпуклым мышцам на его груди. Он был еще влажный, но ей было все равно. От него пахло потом и мужчиной, и она никогда не думала, что этот запах может быть таким приятным. Даже возбуждающим. Но это так. Из чего бы ни был создан этот мужчина, его сущность манила ее. Взывала к каждому органу чувств.

Он посмотрел на нее так, как будто на сей раз она была охотником, а он — попавшей в капкан добычей. Под ее пальцами его горячая от напряжения и эмоций плоть вздрагивала и играла. А еще глубже под ней ее ладонь ощущала бешеное биение его сердца.

— Я чувствую, что между нами что-то есть. — Она подошла ближе, прижав к его груди другую руку. — Что-то большее, чем просто деловая договоренность. Я думаю, что и вы тоже чувствуете, что это так, несмотря на самые невероятные обстоятельства.

Он промолчал, но дыхание его оставалось неровным, а сердце бешено колотилось, и Милли, воодушевленная, что он не отстранился, продолжала:

— Я знаю, что вы творили зло. И непомерно страдали. И моя душа болит за вас, Кристофер.

— Никто не называет меня «Кристофер». Я вам говорил, что я — Арджент.

Однако он очень медленно поднял руки и положил ладони ей на плечи. Тяжелые и грубые, как камень, но одновременно робкие, как крылья бабочки.

Милли улыбнулась ему, наслаждаясь тем, как его взгляд застыл на ее губах.

— В конце концов, после того, что между нами было, думаю, я заслужила право называть вас по имени. И помните, прошлой ночью вы сами просили меня об этом. И теперь для меня вы — Кристофер, мужчина, которого я люблю и с которым сплю. Мужчина, который раньше был мальчиком, таким же мальчиком, как мой сын, которого я безумно люблю.

Дикий зверь в его взгляде отступил, жар сменило тепло. Его подбородок был обращен на колонну справа, взгляд блуждал по знакомой комнате. Но неизменно возвращался к ней.

— Тот мальчик, тот, каким вы были раньше, он под всем этим, я знаю. И он чувствует все это. — Милли гладила гладкую кожу его груди и ощущала, как холодное железо его мышц таяло под ее пальцами. — Его невинные руки где-то в этих израненных, обагренных кровью.