Увольнение прошло вполне нормально, глава Совета заверил Мечи, что все отлично понимает. Этот разумный человек казался искренне взволнованным; у него были мешки под глазами и красное пятно от лопнувшего сосудика в левом глазу. Но когда она пошла забрать свои вещи, начались странности. Для начала там не было Грасиелы. А Мария Лаура, ее коллега, заявила с нескрываемой злобой, что Грасиела запросила психиатрическое обследование, и неизвестно, вернется ли она на работу, ведь у нее серьезнейшие приступы паники, она не может встать с постели. Бедняжка Грасиела, сказала Мечи. И тут Мария Лаура швырнула в нее пресс-папье. Мечи едва увернулась и уставилась на Марию Лауру. Волосы выкрашены в жуткий бордовый цвет, лицо разъяренное, зубы торчат, шея напряжена — ну прямо ведьма в конторе под автострадой.
— Вали отсюда, не то — убью!
— Да что с тобой стряслось?
Тут Мария Лаура начала дико орать, что во всем виновата Мечи, это она привела маленькую шлюху из парка тем утром. Грасиела сошла с ума по ее вине, и Мария Лаура тоже плохо кончит из-за нее же. Если бы Мечи не вернулась за своими вещами, их бы сожгли, тебя надо посадить, не знаю, что еще с тобой сделать, ты все затеяла с этой гадкой шлюхой, вас обеих следовало убить, но это дерьмовое правительство ничего не делает, ничего, ничего…
Мечи выскочила из офиса с немногими вещичками в сумке, которые удалось прихватить. Слава богу, в ящиках стола она хранила не так уж много всего. Жаль было оставлять архив, но все равно она не могла взять его с собой, это не ее собственность, к тому же Педро перед вылетом в Бразилию сделал ксерокопии некоторых досье, в том числе переснял бумаги Ванадис.
Каким-то образом Мечи понимала Марию Лауру: ей нужен козел отпущения, а именно Мечи привела Ванадис, положив начало возвращению детей. Что действительно вызывало у нее тревогу, так это ощущение опасности. Мария Лаура способна на все, даже на убийство. Она не убила Мечи только потому, что Грасиела была просто немного не в себе, а дети в парках не причиняли вреда, ну и потом Мария Лаура худо-бедно все еще работала. Тем не менее пресс-папье летело в голову Мечи и вполне могло угодить в цель. Так что увольнение было отличной идеей.
Мечи ожидала автобуса 134-го маршрута на углу напротив парка, ей нужно было доехать до Вилья-Девото. Детей почти не было видно из-за насыпи, к которой они не приближались, а бродили по парку. Впечатляло то, что раньше по тротуару, окружавшему парк Чакабуко, в любое время дня совершали пробежки десятки людей, с которыми смешивались покидавшие станцию метро пассажиры, так как один из выходов расположен вблизи Розария, и жители окрестных улиц, выгуливавшие собак. Теперь тротуары опустели, а выход из метро оказался закрыт до особого распоряжения. Мечи ждала автобуса в одиночестве. Водитель 134-го маршрута промчался по парку, вдвое превысив разрешенную скорость, и лишь выехав оттуда, сбросил ее. Когда он притормозил на остановке, Мечи поняла, что ей чудом повезло.
Первый вечер с родителями прошел вполне мирно. Правда, когда они после ужина уселись на диване в гостиной и включили телевизор, Мечи не захотела остаться с ними и тем самым расстроила стариков. От реальной жизни не спрячешься, сказали они, но дочь проигнорировала их и заперлась в своей комнате. Она знала, что они хотят увидеть: повторяемый новостными каналами вновь и вновь репортаж о родителях, покончивших жизнь самоубийством в Эль-Паломаре после того, как вышвырнули свою найденную дочь на улицу. Это была одна из девочек Парка Сентенарио, она сбежала три года назад после жестокой ссоры: ее ударил отец. Когда она вернулась, у нее было опухшее веко и разбитая нижняя губа, кровоточащая так, будто удары были нанесены всего сутки назад. Девушка невысокая, с короткими светлыми волосами и пирсингом в носу. Мечи знала об этих отцовских побоях из досье и полагала, что журналисты тоже все знали, но когда девушка вернулась, они не обнародовали эту информацию, а просто-напросто показали волнительную встречу, недоумевая, «где это Марисоль упала». Ей задали этот вопрос, она ответила, что вообще не падала, и больше ничего. Журналисты не стали расспрашивать, бил ли ее кто-то. Столь выборочное замалчивание стало для Мечи доказательством того, что у прессы есть информация об избиении дочери отцом, но ей не дают хода, потому что… Конечно же потому, что избиение случилось тремя годами ранее. И на протяжении всех этих лет Марисоль сохраняла ту же длину и цвет волос, что и до побега. Иногда Мечи приходила в ярость от трусости прессы. Ей хотелось, чтобы кто-то начал кричать по телевизору, выть, твердить: «Да это все чушь, чушь, кто такие эти ребята, кто они?»