– Я домашний учитель господина Крюднера Андрей Смолянинов.
– Это как же? – несколько растерявшись, спросил я у Яшки. – Все вроде совпадает – и на ту образину, что рисовала мисс Бетти, он сильно смахивает. Неужто промашка?
– Сейчас проверим, – и мой решительный соратник ударил пленника по правому плечу. Тот заорал.
– А ведь бил не больно. Приласкал, можно сказать, а не ударил, – сообщил Яшка. – Алексей Дмитриевич, вот по этому плечику вы и стукнули своей тросточкой, этой самой, что у вас в руке. Гаврюша, глянь-ка – плечо у него не перевязано?
Гаврюша прокопался сквозь одеяло до самой рубашки пленника и заявил, что нашел тугую повязку. Пленник при этом дергался и называл нас неудобь сказуемыми словами, но хмурый мужик показал ему тряпицу – Платон Васильевич и замолчал, тараща на нас остервенелые глазища.
Он соответствовал и описанию Клариссы, и портрету мисс Бетти, и тому, что рассказал о нем Ваня. Здоровенный барин, с волосами поредевшими, но еще темными, с густыми бровями, толстощекий и, видимо, осанистый – когда выйдет во фраке и цилиндре, – таков он был, а на вид я дал бы ему лет пятьдесят с небольшим.
– Я твой должник, Яков Агафонович, – сказал я купчине. – А вам, Платон Васильевич, советую не запираться и отвечать на вопросы прямо. Для чего вы подбили моего племянника бежать с цирком господина де Баха?
– Никого я не подбивал, он сам в ногах валялся, чтобы я помог ему скрыться из дому, – отвечал пленник.
– И вы по доброте душевной снабдили его деньгами и сами привели к де Баху?
– Именно что по доброте. За нее и расплачиваюсь.
– Хорош гусь! – воскликнул Яшка. – Алексей Дмитриевич, вы зря время тратите. Вот как это делается.
Он встал перед пленником, подбочась, и держал такую речь:
– Тебе, сукин сын, бежать следовало сломя голову из Лифляндии, когда липпицианов из табуна увели. А ты, вишь, остался. Не иначе, выдумывал новую каверзу, как коней заполучить. Парнишку ты, подлец, приспособил, чтобы он тебе ворота отворил – стало быть, воровство свое ты еще в столице задумал…
– Не смей называть меня подлецом, я дворянин и майор! – отвечал на это пленник.
– Дворяне коней не крадут и наездников ножами не режут, – тут же парировал Яшка.
Тут меня осенило. Я понял Яшкин замысел – взвалить разом на Платона Васильевича все обвинения, чтобы он отрекся от самого страшного, признав то, которое, по сравнению с убийством, не столь значительно, – кражу липпицианов. Да заодно с перепугу рассказал о событиях той ночи, когда погиб итальянец.
– Уж если дворянин додумался красть цирковых коней, то тут и до убийства недалеко! – воскликнул я. – У преступников убийство свидетелей – обычное дело! Первым вашим свидетелем был Ваня, которого вы запугали. Он ведь не сразу согласился открыто ворота! Вы его выманивали из цирка, а он уже понял, что от вас надобно прятаться! Но вам наконец удалось уговорить его впустить вас на конюшню. И вместе с вами вошли ваши люди – или это были люди приятеля вашего Крюднера?
– Это были люди Крюднера, – подумав, отвечал конокрад. – Я приехал в Ригу один. Но я никого не убивал! Клянусь вам!
– Вранье, – вмешался Яшка. – Я не первый год в лавке и вранье от правды отличаю так, как сукно последнего разбора – от первоклассного английского!
– Вранье, – подтвердил я. – Вы погнались за Ваней по цирковому коридору. Но за вами бежал еще третий человек. Вы ударили Ваню и думали, что можете скрыться, но тот третий попытался вас задержать. И тогда вы ткнули его ножом!
– Нет, клянусь вам, нет! – громко и очень убедительно сказал Платон Васильевич. – Я знаю, кто убил того человека! Слово чести – я знаю это!
– И кто же? – едва ль не хором спросили мы с Яшкой.
– Женщина!
– Вы видели это своими глазами?
– Да!
Мы с Яшкой переглянулись.
– Ты своими глазами, что ли, это видел? – недоверчиво спросил Яшка.
– Своими глазами! Были бы руки свободны – перекрестился бы! – заявил Платон Васильевич. – Там горела какая-то лампада – лицо можно было разобрать, а если темная одежда – уже нет. Я ее видел! Она ударила его ножом в грудь! Он рухнул, тогда она кинулась на колени перед ним и закричала! Потом – бежать, я за ней… Я хотел одного – убраться подальше от проклятого цирка! Вдруг меня чем-то по плечу ударило, я от боли света Божьего не взвидел, куда меня пронесло – сам не понял, вдруг меня мой Фролка подхватил и через конюшню поволок…
Я хотел было вмешаться, но Яшка подал знак: молчи!
– И когда лошадей выводили, кто-то кричал про пожар. Тут люди повыскакивали, вещи какие-то потащили… Меня едва ль не в беспамятстве вывели, а на улице нас ждали… Мне помогли сесть в седло и повезли. Вот и все. А куда подевалась женщина – я не знаю.
– Стало быть, своих людей ты в Ригу все же взял, – сказал тогда Яшка. – Врун бесстыжий. Что будем делать, Алексей Дмитриевич?
Я развел руками – мысли мои были в смятении.
– Я знаю, что делать! – воскликнул Гаврюша. – На одну доску поставить его с фрейлен Клариссой! Она была тогда на конюшне, она помнит, кто куда побежал! Яков Агафонович! Дозвольте фрейлен Клариссу к вам доставить!