Но почему инфантильные переживания так эмоционально окрашены для нас? Почему мы получаем «радость нового познания знакомого»?141
Почему сохраняется строгая цензура, пытающаяся еще долгое время модифицировать переживания уже после того, как мы перестаем чувствовать родительскую власть над собою? Почему мы не переживаем всегда то же самое и не воспроизводим одно и то же142? Значит, что наряду с желанием упорства в нас имеется желание трансформации, означающее, что индивидуальное содержание представления растворяется в похожем на него материале, берущем начало в прошедших временах, и, таким образом, за счет индивидуального должно стать типичным, то есть родовым желанием, которое проецируется индивидом наружу как художественное произведение. Ищут похожее на самого себя (родители, предки), в котором может раствориться собственная «Я»-частица, потому что это растворение в сходном происходит не резко разрушающе, а незаметно. И все же, что означает это растворение для «Я»-частицы, если не смерть? Правда, она вновь появляется в новой, возможно, более красивой форме, но это ведь, не та же самая «Я»-частица, а нечто другое, возникшее за счет этой частицы, так же, как вырастающее из семени дерево, правда, такое же в смысле рода, но не то же самое в отношении индивида, и это, собственно, скорее дело вкуса, захотим ли мы в новом продукте, возникшем за счет старого, увидеть подчеркнутое существование или исчезновение старой жизни. Этому же соответствует удовольствие или неудовольствие при мысли о растворении всего «Я»-комплекса. Ведь есть же примеры невротиков, прямо говорящих, что они боятся полового сношения, потому что с отдачей семени теряется и часть индивидуума.Все, что движет нами, хочет быть сообщено и понято, соответственно, прочувствовано: каждое представление, которое мы передаем окружающим нас людям прямо или в форме произведения искусства, это продукт дифференциации древнейших переживаний, из которых состоит наша душа. Возьмем в качестве примера уже дифференцированное переживание, например, солнечный весенний день, многократно радовавший до нас бесчисленные поколения. Если мы воспроизведем это переживание, тогда нам надо дифференцировать, формируя деревья, траву, небо, также соответственно настоящему содержанию сознания. Мы больше не имеем дела с весенним днем, а с особым, лично окрашенным весенним днем. И наоборот: если этот продукт дифференциации попадает в душу другого индивида, то происходит обратное превращение: при сознательной переработке другим индивидом весенний день приобретает другое индивидуальное выражение; наряду с сознательной обработкой представление подвергается бессознательной переработке, отнимающей у него настоящее индивидуальное выражение, низводит его к «матерям» и растворяет. В бессознательном мы находим, возможно, весенний день, разложенный на его составные части – солнце, небо, растения и преобразованные в знакомые нам из народной психологии мифологические образования или, может быть, вернее «отобразованные»143
. Уже при каждом произнесении мысли или описания представления, мы производим обобщение, так как слова – это ведь символы, которые как раз для того и служат, чтобы оформлять личное в общечеловеческое и понятное, т. е. лишать его личного выражения. Чисто личное никогда не может быть понято другими, и нас не удивляет, если Ницше, человек с мощным «Я»-сознанием, приходит к выводу: «Речь существует для того, чтобы сбивать с толку себя и других». И все же мы испытываем облегчение при произнесении, когда за счет нашего «Я-представления» образуем родовое представление, и художник также радуется своим «продуктам сублимации», когда вместо индивидуального создает типичное. Каждое представление как бы ищет не идентичный, но схожий материал, в котором оно может быть растворено и трансформировано. Этот схожий материал – это понимание, основанное на одинаковых содержаниях представлений, с которым другое лицо принимает наши представления. Это понимание вызывает у нас чувство симпатии, что означает не что иное, как то, что хочется еще больше дать от себя, пока расположенность, особенно если имеют дело с индивидами разного пола, не повышается настолько, что хочется целиком (целым «Я») отдать себя. Эта опаснейшая для «Я» фаза влечения к размножению (преобразованию) идет, однако, рядом с чувствами наслаждения, потому что происходит растворение в подобном любимом (= в любви).