Опавшие листья (Короб первый)

В рубашонке, запахивая серый (темно-серый) халат, Таня быстрым, торопящимся шагом подходит к письменному столу. Я еще не поднял голову от бумаг, как обе ее руки уже обвиты кругом шеи, и она целует в голову, прощаясь:

- Прощай, папушок... Как я люблю слушать из-за стены, как ты тут копаешься, точно мышка, в бумагах...

И смеется, и на глазах всегда блестит взволнованная слеза. Слеза всегда готова у ней показаться в ресницах, как у нашей мамы.

И душа ее, и лицо, и фигура похожи на маму, только ми-ньятюрнее:

Я подниму голову и поцелую в смеющуюся щечку. Она всегда в улыбке. Или, точнее, между улыбкой и слезой.

Вся чиста как Ангел небесный, и у нее вовсе нет мутной воды. Как и вовсе нет озорства. Озорства нет оттого, что мы с мамой знаем, что она много потихоньку плакала, ибо много себя ограничивала, много сдерживала, много работала над собою и себя воспитывала. Никому не говоря.

Года три назад (4? 5?) мы гуляли с Коноплянцевым* по высокому берегу моря. В уровень ног и чуть-чуть ниже темнел верх соснового бора, отделявшего обрыв "равнины страны" от собственно морского берега. Это около Тюрсево, за Терио-ками. И говорю я ему, что меня удивляет, что Белинский лишь незадолго до смерти* оценил как лучшее у Пушкина стихотворение "Когда для смертного умолкнет шумный день". Коноплянцев запамятовал его, и я, порывисто и не умея, хотел сказать хотя 2-ю и 3-ю строки. Шедшая все время молча Таня сказала мне тихо:

- Я, папа, помню.

- Ты?? - обернулся я с недоумением.

- Да. Я тоже его люблю.

И тихо, чуть-чуть застенчиво, она проговорила на мои слова: "Скажи, скажи!!":

Когда для смертного умолкнет шумный день

И на немые стогны града Полупрозрачная наляжет ночи тень

И сон, дневных трудов награда, В то время для меня влачатся в тишине

Часы томительного бденья...

Я чувствовал, что слова как "стогна" и "бденья" - смутны бедной девочке: и если, в какой-то непонятной тревоге, она затвердила довольно трудные по длине строки, то - привлекаемая тайной мукой, сокрытой в строках, кого-то жалея в этих строках, с кем-то ответно разделяясь в этих строках душой. Я весь взволновался, слушая. Коноплявцев молчал. Таня продолжала, И как будто она уже не о другом жалела, а сказывала о себе:

В бездействии ночном живей горят во мне

Змеи сердечной угрызенья: Мечты кипят...

Она остановилась, ниже склонила голову, и слова стали тише:

...в уме, подавленном тоской, Теснится тяжких дум избыток; Воспоминание безмолвно предо мной Свой длинный развивает свиток:

Робко, по-детски:

И с отвращением читая жизнь мою,

Я трепещу и проклинаю, И горько жалуюсь, и горько слезы лью,

Но строк печальных не смываю.

Остановилась.

Я вижу в праздности, в неистовых пирах, В безумстве гибельной свободы,

В неволе, в бедности, в чужих степях Мои утраченные годы.

Я слышу вновь друзей предательский привет На играх Вакха и Каприды...

Так и сказала "Каприды"... Я чувствовал, многих слов она не понимала...

И сердцу вновь наносит хладный свет

Неотразимые обиды. И нет отрады мне...

Теперь она почти шептала. Я едва уловлял слова:

- и тихо предо мной Встают два призрака младые, Две тени милые - два данные судьбой Мне ангела во дни былые!

Металличнее и холоднее, как чужое:

Но оба с крыльями и с пламенным мечом И стерегут... и мстят мне оба.

Опять с сочувствием:

И оба говорят мне мертвым языком О тайнах вечности и гроба.

За всю семейную жизнь свою (20 лет) я не пережил волнения, как слушая от Тани, "которая туг где-то около ног суетится", стихотворение, столь для меня (много лет) разительное. Да, но - для меня. А для нее??? С ее "Катакомбами"* Евгении Тур, и - не далее? Почему же не "далее"? Оказывается, она пробегла гораздо "далее", чем нам с мамой казалось. И не сказала ни слова. И только на случайный вопрос, сказав стих почти как "урок" (к "уроку" этого никогда не было), вдруг открыла далеко не "урочную" тайну, - о, как далеко пересягаюшую все их уроки, классы, учителей.

- Хорошо, Таня. Как ты запомнила?

- Я очень люблю это стихотворение.

- С "Каприда"?!

Прочел маме (в корректуре).

- Как мне не нравится, что ты все это записываешь. Это должны знать ты и я. А чтобы рынок это знал - нехорошо. Ты уж лучше опиши, как ты ее за ухо драл.

Но это был другой случай, на Иматре. Когда-нибудь расскажу в другом месте.

* * *

Неумолчный шум в душе.

(моя психология).

Днем, когда проснусь ночью, - и, странно, иногда продолжается и в сон (раза 3 "разрешались" во сне недоумения, занимавшие этот день и предыдущие дни).

* * *

Не сторожит муж, - не усторожит отец

(судьба девушек).

* * *

"Поспешно"

- прочел я над адресом, неся Надюшкино письмо на кухню (откуда берет их почтальон). И куца это Пучек (прозвище) пишет свои письма все "поспешно". Раньше все кричали: "Папа!" - мне заказное" (т. е. послать "заказным"). Я наконец рассердился на расходы и говорю: "Да зачем тебе заказным?" - "Скорее доходит!" - "Да, напротив, заказное идет медленнее, а только вернее доходит".

С тех пор не пишут "заказным", а зато надписывают "поспешно". И куда они все торопятся - 11,12,13-ти лет.