Читаем Опавшие листья (Короб первый) полностью

Важничанье письмами - необыкновенное. Избави Бог дотронуться до открытки. Глаза так и сверкают, губы трясутся, и, брызгая слюной, Пучек кричит, отцу ли, матери ли:

- Это бессовестно читать чужие письма!

- Милая, да открытки на то и пишутся, чтобы их все читали.

- Вовсе нет!!! Это - письмо!!! Ведь не к тебе оно написано!!!!!

Трясется.

- Милая, - да ведь и глупости там написаны. Что такое "твоя Зоя", или еще: "Я узнала важный секрет. Но скажу тебе осенью, когда соберемся в школу". Правда, в письме есть еще: "Бабушка захворала воспалением легких", но это - в самом конце, сбоку по краю листа и с кляксой, так что, очевидно, "секрет" важнее.

Раз нам не пришло ни одного письма, а Наде две открытки: то она, схватив их, - выскочила в сад, пробежала огромную аллею, и уже только тогда взглянула на адрес и от кого, и даже - что с картинками. Восторг и, главное, важность сорвали ее как вихрь и унесли как свеженький листок в бурю...

У одной основные подруги - это "Зоя" и еще какая-то "Гузарчик", у другой - вечная "Наташа Полевая".

(12 июня 1912 г.).

* * *

категория времени, ужасна эта связь с временем.

Человек - временен. Кто может перенести эту мысль...

У, как я хочу вечного. "Раб времени", тысячелетия или минуты - все равно. У, как я не хочу этого "раба времени".

(1 июля 1912 г.).

* * *

Только горе открывает нам великое и святое.

До горя - прекрасное, доброе, даже большое. Но никогда именно великого, именно святого.

(1 июля 1912 г.).

* * *

Мы рождаемся для любви.

И насколько мы не исполнили любви, мы томимся на свете. И насколько мы не исполнили любви, мы будем наказаны на том свете.

(1 июля 1912 г.).

* * *

Не спас я мамочку от страшной болезни. А мог бы. Побольше бы внимания к ней, чем к нумизматике, к деньгам, к литературе.

Вот одна и вся моя боль. Не "Христос", нисколько, "Христос" и без меня обойдется. У него - много. А у мамочки - только я.

Я был поставлен на страже ее. И не устерег. Вот моя боль.

* * *

Жизнь требует верного глаза и твердой руки. Жизнь - не слезы, не вздохи, а борьба; и страшная борьба. Слезы - "дома", "внутри". Снаружи железо. И только тот дом крепок, который окружен железом.

Во мне было мало железа: и вот отчего мамочке было так трудно. Она везла воз и задыхалась; и защищала его. И боролась за меня.

И возничий упал. А я только оплакиваю его.

(2 июля 1912 г.).

* * *

Попы - медное войско около Христа.

Его слезы и страдания - ни капли в них. Отроду я не видал ни одного заплакавшего попа. Даже "некогда"; все "должность" и "служба".

Как "воины" они защищают Христа, но в каком-то отношении и погубляют его тайну и главное.

(может быть, только "наши попы"?

притом очевидно - не все).

(через 1/2 года после "пришла

мысль", т. е. после записи).

* * *

Между прочим, ни в ком я не видал такого равнодушного отношения к смерти, как у попов. "Эта метафизика нам нипочем".

(ну, это - не все), (через 1/2 года после "пришла мысль").

Но, однако, при всех порицаниях как страшно остаться без попов. Они содержат вечную возможность слез: позитивизм не содержит самой возможности, обещания.

Недостаток слез у попа и есть недостаток; у позитивистов - просто нет их, и это не есть нисколько в позитивизме "недостаток". Вот в чем колоссальная разница.

(все-таки попы мне всего милее на свете), (приписка через 1/2 года).

* * *

Режет Темное, режет Черное. Что такое?

Никто не знает.

* * *

Всегда в мире был наблюдателем, а не участником.

Отсюда такое томление.

* * *

Есть люди, которые, как мостик, существуют только для того, чтобы по нему перебегали другие. И бегут, бегут: никто не оглянется, не взглянет под ноги. А мостик служит и этому, и другому, и третьему поколению.

Так была наша "бабушка", Александра Андрияновна, - в

* * *

Тайный пафос еврея - быть элегантным. Они вечно моются и душатся. Еврей не выберет некрасивую в танцы а самую красивую, и будет танцевать с ней до упаду. Вообще они всё "до упаду". Но остановимся на элегантности: еврей силится отмыть какую-то мировую нечистоту с себя, какой-то допотопный пот. И все не может. И все испуган, что сосед потихоньку отворачивается от этого пота.

(вспомнив вечеринку в Брянске*, с провизорами).

* * *

Талант у писателя невольно съедает жизнь его.

Съедает счастье, съедает все.

Талант - рок. Какой-то опьяняющий рок.

(1-го августа 1912 г.).

* * *

Иногда и "на законном основании" - а трясутся ноги; а другой раз "против всех законов" - а в душе поют птички.

* * *

С детьми и горькое - сладко. Без детей - и счастья не нужно.

Завещаю всем моим детям, - сын и 4 дочери, - всем иметь детей. Судьба девушки без детей - ужасна, дымна, прогоркла.

Девушка без детей - грешница. Это "канон Розанова" для всей России.

(кроме "лунных людей", с "не хочу!не хочу!" природы).

* * *

Мы не по думанью любим, а по любви думаем. Даже и в мысли - сердце первое.

(за занятиями).

* * *

Осложнить вдохновение хитростью - вот Византия. Такова она от перепутанностей дворцовой жизни до канонов и заставок на рукописях.

(в лесу на прогулке).

* * *

...откуда эта беспредельная злоба?

И ничего во всей природе* Благословить он не хотел.

(о Гоголе)

...демон, хватающийся боязливо за крест.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Савва Морозов
Савва Морозов

Имя Саввы Тимофеевича Морозова — символ загадочности русской души. Что может быть непонятнее для иностранца, чем расчетливый коммерсант, оказывающий бескорыстную помощь частному театру? Или богатейший капиталист, который поддерживает революционное движение, тем самым подписывая себе и своему сословию смертный приговор, срок исполнения которого заранее не известен? Самый загадочный эпизод в биографии Морозова — его безвременная кончина в возрасте 43 лет — еще долго будет привлекать внимание любителей исторических тайн. Сегодня фигура известнейшего купца-мецената окружена непроницаемым ореолом таинственности. Этот ореол искажает реальный образ Саввы Морозова. Историк А. И. Федорец вдумчиво анализирует общественно-политические и эстетические взгляды Саввы Морозова, пытается понять мотивы его деятельности, причины и следствия отдельных поступков. А в конечном итоге — найти тончайшую грань между реальностью и вымыслом. Книга «Савва Морозов» — это портрет купца на фоне эпохи. Портрет, максимально очищенный от случайных и намеренных искажений. А значит — отражающий реальный облик одного из наиболее известных русских коммерсантов.

Анна Ильинична Федорец , Максим Горький

Биографии и Мемуары / История / Русская классическая проза / Образование и наука / Документальное