Читаем Оперы и призраки. Страшные истории в буквах и картинках полностью

Наверное, в каждом венгерском городе, даже маленьком, есть улица Белы Бартока. Музыкальный мир этого композитора полон сокровищ – образов и мотивов, почерпнутых из фольклора Центральной и Юго-Восточной Европы. Барток родился в Австро-Венгрии в 1881 году (сейчас местечко, где он появился на свет, принадлежит Румынии). Он учился в Будапеште и стал одним из первых этномузыковедов. Так называют исследователей, которые собирают, изучают и сохраняют народную музыку. На ее особой логике и первозданной «неправильной» красоте Барток выстроил свой композиторский язык. С началом Второй мировой он был вынужден покинуть Венгрию, хотя всегда был патриотом. Его страна приняла сторону нацистского блока, и смириться с этим Барток не мог. Он был немолодым уже человеком хрупкого здоровья, и эмиграция далась ему очень тяжело. Барток скончался в Нью-Йорке в 1945 году.



«Первобытная красота»

Почему в музыке XX века фольклор стал настоящей сенсацией? Ведь в нем не было ничего нового: «классические» авторы много раз обращались к нему и раньше. Однако именно в этом столетии, с его поисками необычного звучания, народное искусство было словно переоткрыто. Композиторы оценили всю красоту подлинной, «неокультуренной» народной музыки. Они поняли, сколько выразительности таится в причудливых мелодиях и стихийных, рваных ритмах крестьянских песен и танцев. К тому же технический прогресс подарил человечеству звукозапись: теперь образцы фольклорной музыки можно было фиксировать при помощи фонографа.



По кругу

Сюжет оперы Бартока как бы описывает круги: Юдит открывает одну дверь за другой, обнаруживая за ними все более странные (и страшные) пространства. Часто по такому принципу строятся и фольклорные тексты. Например, в сказках повторяются одни и те же события, произносятся одни и те же слова, и история, словно по спирали, восходит к финальному результату. Это связано с тем, что сказки в народном искусстве наследуют мифам и в них много магического. Они близки заклинаниям, заговорам, ритуалам, смысл которых – именно в повторении действий и слов.

Восток – Запад

В основе оперы Бартока – не народная сказка, а драма-мистерия венгерского драматурга Белы Балажа (хотя изначально Синяя Борода – фольклорный герой). Одной из составных частей партитуры можно смело назвать фонетику, то есть звучание, венгерского языка. С непривычки он может показаться немного «восточным» на слух – и это не будет ошибкой: венгерский родственен, например, некоторым языкам коренных народов Сибири. В европейском театре условный «Восток» по традиции связан с образами чего-то чарующего и чужестранного, а подчас опасного и зловещего. Барток изучал не только венгерский, но и балканский, турецкий фольклор, и в музыке его оперы есть несомненная «восточная» линия.



Опера как метафора

Замок герцога Синяя Борода – скорее условное, воображаемое пространство, чем настоящее каменное строение. Сюжет оперы представляет собой одну большую метафору – размышление о том, возможно и нужно ли знать о другом всё. Юдит здесь – не просто положительная героиня, а герцог – не просто душегуб. Скорее это опера-схватка, опера-поединок двух сущностей: одна пытается «осветить» все тайники и темные закоулки, а другая отчаянно защищается. В какой-то момент эта защита переходит в нападение.

Подводная часть айсберга

Барток писал свою оперу, когда вся Европа была увлечена психоанализом. Это психологическая теория, в основе которой – исследование бессознательного. Так сторонники этой теории называют часть психики, которую человек не в силах постичь и контролировать, но которая оказывает на него огромное влияние. Путь героини от одной секретной комнаты к другой можно воспринимать и как погружение в область бессознательного. Возможно, в такое странствие мог бы пуститься и один человек, внутри которого есть и Юдит, и герцог.



Звуковая сокровищница

В этой опере всего два героя – Юдит и ее пугающий возлюбленный. Но наравне с ними «действующим лицом» становится фантастически красивый оркестр Бартока. Это благодаря ему мы слышим, как звенят монеты, и представляем себе, как играет радуга на гранях драгоценных камней. Догадываемся о содержимом пыточной камеры еще до того, как узнаём от героини, что там находится. Ощущаем ужас, когда Юдит замечает кровь на цветах и листьях волшебного сада: ее пение сопровождается высокими, сверлящими нотами духовых.

Осторожно, сейчас будет громко!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Обри Бердслей
Обри Бердслей

Обри Бердслей – один из самых известных в мире художников-графиков, поэт и музыкант. В каждой из этих своих индивидуальных сущностей он был необычайно одарен, а в первой оказался уникален. Это стало ясно уже тогда, когда Бердслей создал свои первые работы, благодаря которым молодой художник стал одним из основателей стиля модерн и первым, кто с высочайшими творческими стандартами подошел к оформлению периодических печатных изданий, афиш и плакатов. Он был эстетом в творчестве и в жизни. Все три пары эстетических категорий – прекрасное и безобразное, возвышенное и низменное, трагическое и комическое – нашли отражение в том, как Бердслей рисовал, и в том, как он жил. Во всем интуитивно элегантный, он принес в декоративное искусство новую энергию и предложил зрителям заглянуть в запретный мир еще трех «э» – эстетики, эклектики и эротики.

Мэттью Стерджис

Мировая художественная культура
Сезанн. Жизнь
Сезанн. Жизнь

Одна из ключевых фигур искусства XX века, Поль Сезанн уже при жизни превратился в легенду. Его биография обросла мифами, а творчество – спекуляциями психоаналитиков. Алекс Данчев с профессионализмом реставратора удаляет многочисленные наслоения, открывая подлинного человека и творца – тонкого, умного, образованного, глубоко укорененного в классической традиции и сумевшего ее переосмыслить. Бескомпромиссность и абсолютное бескорыстие сделали Сезанна образцом для подражания, вдохновителем многих поколений художников. На страницах книги автор предоставляет слово самому художнику и людям из его окружения – друзьям и врагам, наставникам и последователям, – а также столпам современной культуры, избравшим Поля Сезанна эталоном, мессией, талисманом. Матисс, Гоген, Пикассо, Рильке, Беккет и Хайдеггер раскрывают секрет гипнотического влияния, которое Сезанн оказал на искусство XX века, раз и навсегда изменив наше видение мира.

Алекс Данчев

Мировая художественная культура
Миф. Греческие мифы в пересказе
Миф. Греческие мифы в пересказе

Кто-то спросит, дескать, зачем нам очередное переложение греческих мифов и сказаний? Во-первых, старые истории живут в пересказах, то есть не каменеют и не превращаются в догму. Во-вторых, греческая мифология богата на материал, который вплоть до второй половины ХХ века даже у воспевателей античности — художников, скульпторов, поэтов — порой вызывал девичью стыдливость. Сейчас наконец пришло время по-взрослому, с интересом и здорóво воспринимать мифы древних греков — без купюр и отведенных в сторону глаз. И кому, как не Стивену Фраю, сделать это? В-третьих, Фрай вовсе не пытается толковать пересказываемые им истории. И не потому, что у него нет мнения о них, — он просто честно пересказывает, а копаться в смыслах предоставляет антропологам и философам. В-четвертых, да, все эти сюжеты можно найти в сотнях книг, посвященных Древней Греции. Но Фрай заново составляет из них букет, его книга — это своего рода икебана. На цветы, ветки, палки и вазы можно глядеть в цветочном магазине по отдельности, но человечество по-прежнему составляет и покупает букеты. Читать эту книгу, помимо очевидной развлекательной и отдыхательной ценности, стоит и ради того, чтобы стряхнуть пыль с детских воспоминаний о Куне и его «Легендах и мифах Древней Греции», привести в порядок фамильные древа богов и героев, наверняка давно перепутавшиеся у вас в голове, а также вспомнить мифогенную географию Греции: где что находилось, кто куда бегал и где прятался. Книга Фрая — это прекрасный способ попасть в Древнюю Грецию, а заодно и как следует повеселиться: стиль Фрая — неизменная гарантия настоящего читательского приключения.

Стивен Фрай

Мировая художественная культура / Проза / Проза прочее