Читаем Оперы и призраки. Страшные истории в буквах и картинках полностью

Чем точнее воспроизводится в опере живая речь, тем заметнее на ее фоне элементы фантастики. Один из самых важных – музыка с трубами и барабанами, словно вызывающая из мрака веков картину императорского двора Рудольфа II. Мнительный и мечтательный монарх, уединившийся в Пражском граде в конце XVI века, увлекался оккультизмом и мистикой, астрологией и астрономией. Его окружали колдуны, алхимики и проходимцы всех мастей. Одним из них, по сюжету оперы, и был лекарь Макропулос.

Помни о времени

Здесь Яначек много работает с символами времени. Во вступлении мы слышим тиканье таинственного часового механизма. В речи обычных героев ощущается спешка. Пение Элины – мистического существа, иссохшей души в искусственно молодом теле – окутано зависающими «стеклянными» звучностями, ведь время для нее неподвижно. Еще с образом Элины связана барабанная дробь: она звучит в опере не раз, когда речь заходит о прошлом героини. По указаниям Яначека, она должна исполняться на игрушечном барабане.



Нос

Дмитрий Шостакович

Либретто основано на повести Николая Гоголя

1927–1928 гг., СССР

Абсурд, сатира


Дмитрий Шостакович

Разговор о музыке Шостаковича принято начинать с места и времени, в которых она возникла. Звезда композитора вспыхнула в середине 1920-х. Советскому Союзу было тогда лишь несколько лет, а самому Шостаковичу – меньше двадцати. Вскоре он превратился из вундеркинда в большого мастера и написал свою самую известную музыку. Вместе с тем это была, возможно, самая темная и трудная эпоха для занятий искусством во всем ХХ веке. Правящая партия в СССР и лично Иосиф Сталин были настроены против сложного, нового и индивидуального в творчестве. Люди искусства рисковали карьерой и часто – жизнью. Несмотря на то что музыка Шостаковича и правда отражает трагический дух эпохи, она гораздо больше и глубже, чем просто воплощение своего времени. Всё чаще те, кто пишет о Шостаковиче и исполняет его сочинения, стремятся подходить к его работам как к самоценному явлению, чтобы «освободить» и саму музыку, и свое восприятие.



Абсурд

Возможно, читая сюжет оперы, вы подумали, что он невероятно нелеп. Так и есть: смысл и красота как гоголевской повести, так и оперы Шостаковича – в нелогичности и абсурдности. Действия героев не подчиняются законам настоящей жизни. Мотивы поступков странны, а причинно-следственные связи сознательно нарушены. Персонажи «Носа» действуют в псевдореальном мире, который в мелочах хранит схожесть с нашим. В нем есть Невский проспект и Казанский собор, а в газете «Северная пчела» (такая и правда была в Петербурге) можно дать объявление за два рубля и семьдесят три копейки. Но вместе с тем эти «правильные» кусочки будто бы «неправильно» собраны в целое: создается смешной, несуразный мир.

Авангард

Шостаковичу было всего 22 года, когда он написал «Нос». С одной стороны, это поразительно: музыка невероятно изощренна, сложна и тонко отделана. С другой – ее вряд ли бы написал зрелый человек: столько в ней озорства, остроумной карикатурности, а главное – бешеного экспериментального азарта. В искусстве 1920-е годы – время поиска и художественной «разведки боем». Недаром слово «авангард» по-французски значит «передовой отряд». «Нос» – один из самых ярких примеров русского авангардного искусства 1920-х: небывалые созвучия, невероятные тембры, новые способы компоновки целого из частей. Даже сегодня, сто лет спустя, опера ошеломляет нас изобретательностью и бесстрашием.



«Великий перелом»

Премьера оперы «Нос» состоялась в Ленинграде в 1930 году и стала большим событием, ведь советское оперное искусство было в начале своего пути. Кому-то из критиков понравилась экстравагантность языка Шостаковича, кто-то оценил его остроумие. Но в основном отзывы были плохими: уже развернулась борьба с якобы «тлетворным западным влиянием». Автор попросил снять оперу с постановки, раз зрителям якобы трудно было ее понять. После 16 показов она исчезла с афиш на 40 лет. В 1930-е годы всё экспериментальное изгонялось с советской сцены. «Нос» снова поставили лишь в 1974-м, незадолго до смерти композитора.



Либретто

Либретто «Носа» Шостакович создавал самостоятельно в соавторстве с несколькими литераторами. Над одной из сцен работал Евгений Замятин – большой писатель, автор романа «Мы», одной из важных русских книг 1920-х, но бóльшая часть текста принадлежит все-таки Шостаковичу. В итоге получилось что-то вроде приношения Гоголю и миру его произведений: Шостакович спрятал в либретто цитаты не только из «Носа», но и из других гоголевских сочинений, включая «Шинель» и «Мертвые души». В одном эпизоде звучит текст, взятый из романа Федора Достоевского.

Петербург

Перейти на страницу:

Похожие книги

Обри Бердслей
Обри Бердслей

Обри Бердслей – один из самых известных в мире художников-графиков, поэт и музыкант. В каждой из этих своих индивидуальных сущностей он был необычайно одарен, а в первой оказался уникален. Это стало ясно уже тогда, когда Бердслей создал свои первые работы, благодаря которым молодой художник стал одним из основателей стиля модерн и первым, кто с высочайшими творческими стандартами подошел к оформлению периодических печатных изданий, афиш и плакатов. Он был эстетом в творчестве и в жизни. Все три пары эстетических категорий – прекрасное и безобразное, возвышенное и низменное, трагическое и комическое – нашли отражение в том, как Бердслей рисовал, и в том, как он жил. Во всем интуитивно элегантный, он принес в декоративное искусство новую энергию и предложил зрителям заглянуть в запретный мир еще трех «э» – эстетики, эклектики и эротики.

Мэттью Стерджис

Мировая художественная культура
Сезанн. Жизнь
Сезанн. Жизнь

Одна из ключевых фигур искусства XX века, Поль Сезанн уже при жизни превратился в легенду. Его биография обросла мифами, а творчество – спекуляциями психоаналитиков. Алекс Данчев с профессионализмом реставратора удаляет многочисленные наслоения, открывая подлинного человека и творца – тонкого, умного, образованного, глубоко укорененного в классической традиции и сумевшего ее переосмыслить. Бескомпромиссность и абсолютное бескорыстие сделали Сезанна образцом для подражания, вдохновителем многих поколений художников. На страницах книги автор предоставляет слово самому художнику и людям из его окружения – друзьям и врагам, наставникам и последователям, – а также столпам современной культуры, избравшим Поля Сезанна эталоном, мессией, талисманом. Матисс, Гоген, Пикассо, Рильке, Беккет и Хайдеггер раскрывают секрет гипнотического влияния, которое Сезанн оказал на искусство XX века, раз и навсегда изменив наше видение мира.

Алекс Данчев

Мировая художественная культура
Миф. Греческие мифы в пересказе
Миф. Греческие мифы в пересказе

Кто-то спросит, дескать, зачем нам очередное переложение греческих мифов и сказаний? Во-первых, старые истории живут в пересказах, то есть не каменеют и не превращаются в догму. Во-вторых, греческая мифология богата на материал, который вплоть до второй половины ХХ века даже у воспевателей античности — художников, скульпторов, поэтов — порой вызывал девичью стыдливость. Сейчас наконец пришло время по-взрослому, с интересом и здорóво воспринимать мифы древних греков — без купюр и отведенных в сторону глаз. И кому, как не Стивену Фраю, сделать это? В-третьих, Фрай вовсе не пытается толковать пересказываемые им истории. И не потому, что у него нет мнения о них, — он просто честно пересказывает, а копаться в смыслах предоставляет антропологам и философам. В-четвертых, да, все эти сюжеты можно найти в сотнях книг, посвященных Древней Греции. Но Фрай заново составляет из них букет, его книга — это своего рода икебана. На цветы, ветки, палки и вазы можно глядеть в цветочном магазине по отдельности, но человечество по-прежнему составляет и покупает букеты. Читать эту книгу, помимо очевидной развлекательной и отдыхательной ценности, стоит и ради того, чтобы стряхнуть пыль с детских воспоминаний о Куне и его «Легендах и мифах Древней Греции», привести в порядок фамильные древа богов и героев, наверняка давно перепутавшиеся у вас в голове, а также вспомнить мифогенную географию Греции: где что находилось, кто куда бегал и где прятался. Книга Фрая — это прекрасный способ попасть в Древнюю Грецию, а заодно и как следует повеселиться: стиль Фрая — неизменная гарантия настоящего читательского приключения.

Стивен Фрай

Мировая художественная культура / Проза / Проза прочее