Что касается веры Ратленда, многого тут не скажешь. Семья жила на севере Йоркшира.
А Йоркшир был какое-то время оплотом католиков, как и весь север Англии. Мы знаем, что младший брат Ратленда Оливер обвинялся в принятии католической веры, но сохранилось его письмо, где он категорически это отрицает. В пьесах Шекспира религиозных тем нет, впрочем, их нет у многих других авторов. Цитат же библейских много. А в «Ромео и Джульетте» и «Много шуму из ничего» католические священнослужители изображены справедливыми сострадательными людьми. Но, думаю, формально он принадлежал англиканской церкви, его наставником в Кембридже был преподобный Джон Джеген, с которым Ратленд был в переписке и после окончания Кембриджа, когда Джеген был уже настоятелем Норичского собора. Хотя, по всей вероятности, он питал симпатию к католикам, о чем можно судить и по архивным материалам: там хранятся относящиеся к его времени записи о страданиях католиков в елизаветинских тюрьмах. Есть, однако, история, очень известная, которая заставляет задуматься.
Летом 1601 года, когда Ратленд был еще в Тауэре, королева Елизавета, разбирая архивы, принесенные ей архивистом Тауэра, увидела документ, касающийся Ричарда II, и воскликнула: «Ричард Второй – это я! Тебе это известно?» Архивист ответил: «Какое злое воображение оказалось у недоброго джентльмена, кого ваше величество так щедро одарили своей милостью». («Such a wicked imagination was determined and attempted by a most unkind gent, the most ardorned creature that ever Your Majesty made».) На что королева сказала: «Тот, кто забыл Бога, забудет и своих благодетелей (benefactors). Эта трагедия игралась сорок раз на улицах и в домах». Исследователи относят смысл этого разговора к Эссексу, фавориту королевы. Обычно приводится только его первая часть. Но весь разговор-то об авторе пьесы, которую так часто играли в Лондоне. В правление Елизаветы сцена отречения в «Ричарде III» была вымарана (первый раз появилась в издании 1608 года). Автор подобного сочинения об этом английском короле был посажен в тюрьму, так что и пьеса Шекспира считалась злокозненной. Ратлендианцы уверены, что речь шла о Ратленде: королева к нему благоволила, можно даже сказать любила. Она посылала к нему своего доктора, не гневалась на него, когда он нарушал ее распоряжения. Не противилась его браку со своей крестницей, дочерью английского национального героя и поэта сэра Филипа Сидни. И его участие в заговоре было для нее жестокой обидой. Но почему она считала, что он предал своего Бога, – загадка.
Здесь, скорее всего, речь идет не о переходе в католичество: в документах того времени, касающихся Ратленда, нигде этого нет. Но королева что-то точно имела в виду. Поди теперь догадайся.
Ратленд – засекреченная личность. И опять мы сталкиваемся с подлой человеческой чертой: если не знаю – говорю плохо. Чего-чего только о Ратленде не сочиняли и продолжают сочинять на пустом месте, и всё с отрицательным знаком. И это в цивилизованном христианском мире, где должен верховодить принцип презумпции невиновности – «не возводи ложного свидетельства на ближнего своего».
БЫЛ ЛИ ШАКСПЕР КАТОЛИК?
Что касается Шакспера, то поскольку его жизнь (не творческая!) предельно исследована, то о его религиозных предпочтениях можно сделать довольно точное заключение. Он рос в семье, где католический дух был очень силен, хотя внешний ритуал соблюдался по требованиям англиканской церкви, не посещались мессы, соблюдался день субботний и пр.
Обыватели Стратфорда, исконно принадлежавшие католической вере, в конце XVI века, то ли из страха, то ли уже по привычке, соблюдали уставы англиканской церкви. Однако найденный под черепицей крыши документ («Духовное завещание»), свидетельствующий о тайной принадлежности к католикам отца Шакспера Джона, вдохновил Яна Уилсона выстроить гипотезу о дружбе Шакспире с самыми именитыми вельможами на основе тайного служения папской вере. Уилсон не просто предложил эту гипотезу, но и сочинил увлекательные подробности дружеского общения Шакспера сначала с Фердинандо Стэнли, лордом Стрейнджем, а потом с Саутгемптоном, объяснив тем самым знание Шакспером придворного этикета, политических и придворных интриг, и вообще все его огромные познания в тех видах деятельности, которые стратфордскому обывателю были заказаны [108]
.Религиозные запреты, вылившиеся в указы, по которым человек, нарушивший протестантские (в английской, более мягкой, упаковке) догматы, мог быть казнен – еще одна черта елизаветинской эпохи.
ИЗОБРАЖЕНИЯ
Чтобы еще пополнить представление о том времени, остановимся на изобразительном искусстве в гуманистической культуре Ренессанса, которое играло тогда особую роль. Это необходимо, поскольку в истории с «Шекспиром» важное место занимают титульные листы и портреты: достоверных всего два, второй – почти зеркальное отражение первого.