Оправдание Шекспира

Первый цикл Песен Голубя, приложенных к поэме, написан, когда Ратленд еще не был с женой в окончательном разладе. Они дышат надеждой. Второй цикл раздирает душу звучащим в них отчаянием. Он очень сильно отличается от первого, и естественно предположить, что в промежутке между написанием этих стихотворений произошло что-то, что разрушило их брак. Надежды Голубя рухнули, его возлюбленная жена никогда не разделит с ним супружеского ложа, никогда не будут они одной плотью. Умер граф в Кембридже. У его постели Елизаветы не было. Тот, кто написал поэму о Фениксе и Голубе, знал, что не граф повинен в платонических отношениях. В сборнике Честера есть и стих Шекспира – «Тренос», последнее прости, обращенное к друзьям (траурный плач прекрасно переведен Левиком). В нем тоже утверждается, что их платоническая любовь – «невинности (chastity) обет».

Исследователи давно заметили, что песни Голубя, мужа прекрасной Феникс, до странности звучат в унисон с сонетами.

Вернемся к сонетам. Только о Джоне Донне мог говорить с таким смирением знающий себе цену поэт Шекспир в сонетах 80 и 86. Как истинно великий поэт, он, конечно, сознавал свой исключительный дар. Вспомните историю с опубликованием вместе с его стихами нескольких стихотворений Томаса Хейвуда под его фамилией. Но он мог, конечно, как никто, оценить и дар другого поэта.

Приведу несколько строк из этих сонетов:

СОНЕТ 80:

О, how I faint when I of you do write,

Knowing a better spirit doth use your name,

And in the praise thereof spends all his might,

To make me tongue-tied, speaking of your fame!…

Перевод С.Я. Маршака:

Мне изменяет голос мой и стих,

Когда подумаю, какой певец

Тебя прославил громом струн своих,

Меня молчать заставив наконец.

Подстрочник:

Робею я, когда тебя пою:

Ведь славит твое имя лучший дар,

Хвалу такою мощью воздает,

Что мой язык, хваля тебя, немеет.

СОНЕТ 86:

Was it the proud full sail of his great verse,

Вound for the prize of all too precious you,

That did my ripe thoughts in my brain inhearse,

Making their tomb the womb wherein they grew?

Перевод С.Я. Маршака:

Его ли стих – могучий шум ветрил,

Несущихся в погоню за тобою, –

Все замыслы во мне похоронил,

Утробу сделав урной гробовою.

У Джона Донна есть стихотворение – «A Valediction: of the Book», где он, восхищаясь любимой женщиной, отдает ей дань как замечательному поэту. Именно этот стих породил догадку, кто была его невольная мучительница. А у Шекспира есть два сонета – 77 и 78, которые, похоже, откликаются на это стихотворение Донна.

Повторяю, подобные стихи Шекспир мог обратить только к Джону Донну. Ратленд в это время был уже болен, часто передвигался в кресле-коляске, а Донн был не то чтобы хорош собой, но загадочно привлекателен, худощав, подвижен и, конечно, превосходный поэт. Про его слог можно сказать, что он предтеча современного стиха. Вот как о нем пишет один из самых крупных современных исследователей его творчества: «Поэзия пишется не под чьим-то влиянием, не в угоду литературным течениям или в подражание источникам, она исходит из живого сердца. ‹…› Своими песнями он выражает необычным остроумным языком все настроения любящего, чей опыт и воображение научили его понимать, что чувственность одушевляется блестящим умом; восхищение и презрительный гнев связаны неразрывно. ‹…› Стихи Донна обладают собственной мощной, незабываемой гармонией. ‹…› Донн, пожалуй, наш первый великий мастер поэтической риторики» [146].

Сонеты Донна, в сущности, не сонеты, он был настоящий поэтический новатор, только о нем Шекспир мог думать, задавая вопрос в начале сонета 76:

Why is my verse so barren of new pride?

So far from variation or quicke change?

Why with the time do I not glance aside

To new faund methods, and compounds strange?

Перевод С.Я. Маршака:

Увы. Мой стих не блещет новизной,

Разнообразьем перемен нежданных.

Не поискать ли мне тропы иной,

Приемов новых, сочетаний странных?

Судя по сонетам Шекспира и стихам Донна, Джон Донн был не только его поэтический соперник, они были соперники и на любовном ристалище. Смуглая леди, как мы уже говорили, – жена Ратленда, Елизавета Сидни. Значит, в 1609 году – год выхода «Сонетов» – или в конце 1608-го у Ратленда появились основания ревновать жену к некоему поэту, которого граф Ратленд очень высоко ценил. Ревновал тем более, что их брак, как мы знаем, был платонический. А может быть, именно поэтому.