Так было не всегда. Очень долго многие из основных аспектов человеческого существования оставались неизменными. Хотя с момента зарождения цивилизации до изобретения самолета прошло десять тысяч лет, от первого полета в атмосфере Земли до высадки на Луну прошло менее семи десятилетий, отмечает ученый Майкл Шермер. Через несколько десятилетий мир, каким мы его знаем сегодня, покажется нам совсем незнакомым.
Дело не только в технологии, которая меняется намного быстрее, чем раньше; дело и в самом обществе. Шермер измерил среднюю продолжительность существования шестидесяти цивилизаций в истории, включая древних шумер, Вавилонию, восемь династий Древнего Египта, Римскую империю, Китайскую республику и современные государства Европы, Африки, Азии и Америки. Он подсчитал, что средняя продолжительность жизни этих цивилизаций – 421 год, и она уменьшается с момента падения Рима.
Коллективное недовольство, вызванное быстрыми технологическими и социальными изменениями, обзавелось собственным термином в 1960-х годах. Элвин Тоффлер назвал это «футуршоком» – своего рода культурной дезориентацией общества. В своей одноименной книге 1970 года Тоффлер утверждал, что массовая обеспокоенность создает паралич, когда дело доходит до проявления мудрости относительно будущего.
Глядя в будущее, вы можете чувствовать себя бесполезным и по философским причинам. В какой-то момент астероид может уничтожить Землю, или ядерный армагеддон сам вынесет решение в нашем споре о будущем. В конце концов, мы все умрем.
Если вы предпочитаете нигилистический вариант теории хаоса, то представьте, что взмах крыла бабочки в Чикаго может вызвать ураган на другой стороне земного шара, и это непредсказуемо. Если подумать, кто-то мог застрелить бабушку и дедушку Гитлера и избавить миллионы людей от страданий и смерти, или броситься под выстрел в эрцгерцога Франца Фердинанда и предотвратить Первую мировую войну. Но откуда люди могли знать о том, какие разрушения принесут действия этого человека?
Сегодня мы не можем предсказать, какую цепь событий способно запустить любое решение – большое или маленькое.
Нормально ли не заморачиваться об этом? Можем ли мы просто игнорировать будущие поколения во время принятия решений, не предупреждать о ядерных отходах и самозабвенно нагревать планету? Наше поколение по умолчанию отвечает «да» на эти вопросы. То, как многие демократические общества принимали решения последние несколько десятилетий, показало, что они готовы пренебречь интересами молодежи и людей, которые еще не родились.
Один из главных инструментов традиционной экономики оправдывает это равнодушие. Я столкнулась с ним, когда училась в Гарварде в магистратуре десять лет назад. В то время днем я ходила на занятия, а в пятницу и субботу по ночам работала в редакции газеты The Boston Globe. Там я настраивалась на полицейскую частоту, чтобы сообщать о ночных пожарах, автомобильных авариях и арестах. Мне нравился контраст между быстрым темпом редакционной работы, где я должна была освещать новости по мере их появления, и интеллектуальной жизнью магистратуры, где я размышляла о тенденциях и изучала основные движущие силы мировой экономики.
Однажды на занятиях в понедельник я изо всех сил пыталась не заснуть: выходные выдались особенно бессонными. Вдруг профессор начал рассказывать об одной концепции, и я мигом забыла про сон. Это был первый раз, когда я услышала о том, что экономисты называют «социальным дисконтированием». Профессор объяснял это явление так: если у человека есть возможность получить одинаковую награду в настоящем и будущем, первая будет представлять для него наибольшую ценность. Проще говоря, лучше синица в руках, чем журавль в небе. Это показалось мне логичным, ведь, как это часто бывает, люди не особо задумываются о сопоставлении срочного и отсроченного.