Орфей спускается в ад

Максин. Нет, не впиваются. Он на публику, на публику работает. Ему это нравится! Я этого ирландского ублюдка знаю, как облупленного, так что не вмешивайтесь, милочка. Он устраивает подобные срывы так регулярно, что по ним календарь можно сверять. Каждые полтора года, и дважды он проделывал это здесь, а мне приходилось платить за докторов. Сейчас я позвоню в город и вызову врача, чтобы тот вколол ему хорошенькую дозу. А если ему до завтра не полегчает, то он снова отправится в сумасшедший дом, как в прошлый раз, когда у него случился срыв!

Повисает недолгое молчание.

Шеннон. Мисс Джелкс!

Ханна. Да.

Шеннон. Вы где?

Ханна. У вас за спиной. Могу чем-то помочь?

Шеннон. Сядьте там, где я вас смогу видеть. И не молчите. Мне нужно одолеть панику.

Пауза. Она придвигает к гамаку стул. Немцы шагают с пляжа. Они в восторге от устроенной Шенноном драматической сцены. В своих легких купальниках они маршем выходят на веранду и окружают связанного Шеннона, глядя на него, как на пойманное животное в зоопарке. Разговаривают по-немецки, за исключением моментов, когда обращаются к Шеннону или к Ханне. Их мощные полуобнаженные фигуры маслянисто поблескивают, они все время сладострастно посмеиваются.

Ханна. Прошу вас, не могли бы вы оставить его в покое?

Они делают вид, что не понимают ее. Фрау Фаренкопф наклоняется над лежащим в гамаке Шенноном, громко и медленно обращается к нему по-английски.

Фрау Фаренкопф. Это правда, что вы сделали пи-пи на чемоданы этих леди из Техаса? А? А? Вы сбежали вниз к автобусу на глазах у леди и описали весь багаж леди из Техаса?

Негодующий голос Ханны тонет в раблезианском хохоте немцев.

Герр Фаренкопф. Это вундербар, просто замечательно! А? Вот это жест! Потрясающе! А? Вот так показывают леди, что вы американский джентльмен! А?

Поворачивается к остальным и отпускает сальную шутку. Женщины визжат от веселья, Хильда падает в объятия Вольфганга, который подхватывает ее, обняв за почти голую грудь

Ханна (зовет). Миссис Фолк! Миссис Фолк! (Бежит к появившейся на углу веранды Максин.) Пожалуйста, попросите этих людей оставить его в покое. Они издеваются над ним, как над попавшим в капкан зверем.

Немцы уже уходят с веранды, весело подпрыгивая.

Шеннон (внезапно громко выкрикивает.) Возвращение к инфантилизму, ха-ха, возвращение к инфантилизму… Инфантильный протест, ха-ха-ха, инфантильное выражение злобы на мать и на Бога, злобы на чертову детскую кроватку, злобы на все… на все… Возвращение к инфантилизму…

Все уходят, остаются лишь Ханна и Шеннон.

Шеннон. Развяжите меня.

Ханна. Еще рано.

Шеннон. Терпеть не могу, когда меня связывают.

Ханна. Придется немного потерпеть.

Шеннон. У меня паника начинается.

Ханна. Знаю.

Шеннон. От паники можно умереть.

Ханна.

Нельзя, если обожать ее, как вы, мистер Шеннон.

Она уходит в свой номер прямо за гамаком. Он освещен, и мы видим, как она достает из лежащего на кровати чемодана небольшой заварной чайник, жестянку с чаем и небольшую спиртовку. Возвращается с этими предметами.

Шеннон. Что вы хотели сказать этим оскорблением?

Ханна. Каким, мистер Шеннон?

Шеннон. Что я обожаю панику.

Ханна. Ах, этим…

Шеннон. Да. Этим.

Ханна. Это не оскорбление, а просто наблюдение. Я не сужу людей, я их рисую. Вот и все – просто рисую, но чтобы их нарисовать, за ними надо понаблюдать, верно?

Шеннон. И вы заметили, мисс Джелкс, или вам кажется, что заметили, что мне нравится лежать в гамаке связанным по рукам и ногам, как свинья, которую волокут на бойню.