Грегордиан посторонился, позволяя Илве пройти мимо, и проводил ее пристальным, нечитаемым взглядом. Она давно исчезла, но он все продолжал смотреть, и какая-то темная, первобытная жуть заворочалась у меня внутри, обожгла кислотой, обернулась вокруг сердца ядовитой, нашептывающей гадости, ползучей гадиной. Что если… Но стоило моему деспоту снова посмотреть на меня, и мерзкая тварь ревности тут же отступила, стремительно уползла обратно в те закутки души, откуда и появилась. Потому что в серых глазах напротив было нечто заставившее меня снова ощутить себя исключительной.
— Не хочешь ничего рассказать мне, Эдна? — негромко спросил Грегордиан, продолжая неподвижно стоять в дверном проеме.
В руке деспота я заметила что-то похожее на небольшую серебряную фляжку. Проследив за направлением моего взгляда, Грегордиан открутил крышку и, запрокинув голову, сделал несколько больших глотков, заставляя завороженно наблюдать за движениями его горла.
— Смотря что ты желаешь узнать, — насторожилась я, размышляя, не было ли и правда какого-то способа подслушать мой разговор с невестой архонта. Мы обе наболтали на целую кучу неприятностей.
— На самом деле, есть масса вещей, которые я хотел бы выяснить о тебе, — ответил деспот, выглядя непривычно задумчивым. Казалось даже, что он прислушивается к чему-то в себе.
Глотнув еще раз, Грегордиан завинтил сосуд и, сунув в карман, протянул руку. Я без колебаний подошла и вложила в нее свою. Он повел меня через пустынную гостиную до спальни. Отпустив на секунду, он стянул через голову рубаху и небрежно отшвырнул ее куда-то в угол. Повернувшись, Грегордиан снова взял мою ладонь и, прижав ее к своей немного колючей щеке, потерся как кот. Я аж губу закусила, не зная, чего и ожидать после совсем недавней бурной реакции деспота на любое малейшее прикосновение.
— Мне казалось, тебе известно о каждом моем шаге, — пробормотала, наблюдая за тем, как деспот, убрав мою руку от лица, закинул на плечо одно из наших одеял и увлек меня за собой на балкон. — Если я и остаюсь одна, то ненадолго.
Расстелив его на прогретых солнцем камнях, Грегордиан растянулся на нем сам, подложив одну руку под голову, и поманил меня. Я уселась рядом, гадая, к чему все идет и будет ли наглостью сейчас вообще улечься на него, с наслаждением прижаться к его мощному телу своим и, уткнувшись в шею, хоть немного покайфовать от неповторимого мужского запаха согреваемой местным солнцем кожи. То есть, конечно, я не наивная и имею представление, чем заканчивается обычно то, что мы оба оказываемся в горизонтальном положении, но я только недавно получила однозначный отказ в близости от Грегордиана и не торопилась с выводами и опрометчивыми действиями. К тому же выглядел он не столько возбужденным, сколько каким-то умиротворенным. Дыхание деспота было спокойным, тело расслабленным, движения неторопливыми. Он даже обманчиво сонно прикрыл глаза, вот только взгляд сквозь густые завесы ресниц был таким знакомым, требовательным и обжигающим, переполненным обнаженной похоти, на которую мои тело и разум реагировали безошибочно и однозначно. В общем, я несколько потерялась в его смешанных сигналах.
— Я понятия не имею, что у тебя происходит здесь, — деспот медленно поднял руку и коснулся пальцем моего лба, а потом провел им вниз, останавливаясь на нижней губе. — И это мне совсем не нравится.
В его тоне не было и тени угрозы, но сам смысл слов вынуждал меня насторожиться, хотя прикосновения, казалось, уговаривали совсем об обратном.
— Ну, тут мы, можно сказать, в одинаковом положении, — пробормотала я и, обхватив его запястье и мимолетно поцеловав центр ладони, переместила ее на свою щеку. — Хотя мне-то кажется, что я периодически выворачиваю перед тобой душу.
Грегордиан глубоко вдохнул, его мощные грудные мышцы резко сократились, но так же быстро и разгладились вновь, и он с едва слышным стоном выдохнул.
— Нет, Эдна, не в одинаковом, — спокойно возразил он и, обхватив затылок, мягко подтолкнул, понуждая упасть и устроить голову на его плече. — Ты, твои мысли, чувства, желания и потребности для меня как постоянный вызов. На вызовы я привык отвечать жестко и однозначно. Возможно лишь два исхода — победа или поражение. Но с тобой ведь по-другому.
Я устроила одну ладонь прямо над его сердцем, все еще сдерживая желание начать ласкать его горячую, испещренную шрамами кожу. Деспот повернул голову и уткнулся в волосы на моей макушке, шумно и протяжно вдыхая. Он говорил почти монотонно, казалось, совсем без эмоций, но меня с головой накрыло ощущением пронзительной небывалой откровенности.
— Поражение для меня противоестественно. Но и победа… она не кажется единственно-правильным решением, и нужна ли она мне с тобой, я не знаю, — ласкающие пальцы Грегордиана, спустившись по шее, оттянули и так глубокий вырез платья, обнажая мое плечо, и стали выводить там дразнящие мои нервные окончания круги. — Но и как научиться жить день за днем, смиряясь с наличием этой постоянной провокации для моей натуры, понятия не имею.