Оригинал

Странно, а мне так казалось, что я в последнее время только и делаю, что двигаюсь в выбранном им направлении, не противясь и не бунтуя, постоянно идя на компромиссы. Неужели мы видим все настолько по-разному?

— Разве ты сам не говорил, что я тебе не противник? — Не в силах больше сохранять неподвижность, я стала гладить его мощную грудь, обводя плоские темные соски.

— Может, я поторопился с выводом, — хмыкнул Грегордиан и накрыл мою руку своей, но не требовательно, приказывая прекратить безобразие, а словно временно притормаживая, и снова потерся лицом о макушку. — Но если не противник, то кто, Эдна? Я отнял у тебя все: прежнюю жизнь, право выбора, возможность самой определять свое будущее. После всего этого ты можешь быть моим союзником?

И в самом деле, могу ли? Ведь и верно: вел он себя временами как редкостная скотина, и я не забыла, не простила, но и ненависти никакой нет. Так, вспышки протеста скорее уж, а не тотальное отторжение. Отпустила, позволила себе принять нечто новое, для чего старые обиды призрачны, а прежние правила и принципы излишни. Вот только полностью ли? До какой степени? Не навалится ли однажды на меня осознание ошибки, если Грегордиан опять сделает что-то болезненное для меня? Вообще, зачем сейчас об этом? Какой смысл?

— Разве это все варианты? — я завозилась, пытаясь отстраниться, и деспот не стал меня удерживать. — Почему я просто не могу быть женщиной, любящей тебя вопреки всей логике, а ты мужчиной, который выберет меня, наплевав на судьбу, потому что тоже неравнодушен?

Наши взгляды сцепились, и я затаилась, почти ожидая получить отповедь за то, что разинула роток на слишком большой кусок. Но Грегордиан по-прежнему оставался неестественно для него спокойным и только снова стал осторожно гладить мое лицо, отслеживая пальцами линии бровей, скул, обводя контур губ и глядя на них так пристально, будто думал только о поцелуе.

— Любовь никогда не отменяла противостояния, скорее уж наоборот, Эдна, — спустя несколько минут сказал он, в тот момент, когда я уже почти решила наплевать на все и накинуться на его рот сама. — Но это то, что ты хочешь на самом деле? Чтобы я выбрал тебя и отверг предначертанное?

Сердце испуганно замерло, не в силах помочь разуму разобраться, что ему чувствовать. Страх и настороженность или надежду. Или лучше совсем ничего, и тогда никакой ошибки не будет, когда окажется, что этот странный разговор был просто ни о чем.

— Почему мы говорим об этом? Ты снова в чем-то меня подозреваешь? — отстранившись от его руки, я села прямо.

— Я всегда всех подозреваю, — двинул широкими плечами деспот. — Но сейчас думаю совсем не об этом.

— Скажешь о чем? Или оставишь, как всегда, теряться в догадках?

— Скажу, позже, когда сам все буду понимать, — чуть нахмурился деспот и потянул платье и со второго моего плеча, спуская его до талии. — В моем мире если чего-то желаешь, то нужно либо иметь достаточно силы и власти чтобы взять это, либо быть готовым оплатить, пожертвовав чем-то очень важным. Подумай, очень хорошо подумай, Эдна, так уж сильно ты хочешь получить меня всего. Ведь я обойдусь тебе очень дорого.

Я, окончательно потеряв понимание, к чему идет этот разговор, недоуменно уставилась в лицо деспоту, но все его внимание сейчас принадлежало моей груди. Он, едва касаясь, провел туда-сюда раскрытой ладонью по моим соскам, слегка царапая участками жесткой мозолистой кожи и заставляя их затвердеть, а меня шумно задышать и стиснуть бедра от волны кусачих сладких разрядов, прокатившихся по телу.

— Ты говоришь почти как Эбха, — хмурясь и пытаясь сохранить ясность мыслей, пробормотала я. — Странно слышать от тебя такое, Грегордиан, учитывая, что ни о каком выборе для меня раньше не было и речи.

— А если бы он вдруг у тебя появился? — спросил деспот, не отвлекаясь от своего увлекательного занятия.

Нет, ну кто говорит на такие темы в подобной обстановке? Схватив его за запястье, я опустила его вниз.

— Выбор между чем и чем? Жизнью без тебя или с тобой?

— Нет! — тут же посуровел деспот. — Без меня — никогда. Только — как со мной.

— И что, ты действительно готов мне его предоставить?

Сказать, что я была удивлена таким поворотом, мало. Я еще и ощущала изрядную долю раздражения. Что-то было не так во всем поведении деспота. А уж тема, которую он обсуждал сейчас почти небрежно, между заигрываниями… неужели он не понимает, насколько это серьезно и болезненно для меня?

— На самом деле я все уже давно решил. — Ну кто бы сомневался. — Но это не значит, что не хочу знать, согласилась ли бы ты на все добровольно, — и он снова приподнял голову и глотнул из инкрустированной фляги.

— Что ты пьешь? — Даже и не пойму, разочарована я больше тем, что деспот — такой деспот, или ощущаю облегчение, что никаких сюрпризов, над которыми мне нужно ломать голову, нет.