Оригинал

— Нечто, что мне позволит дать тебе то, в чем ты нуждаешься и о чем просила, — неожиданно расплылся в немного опьяненной ухмылке Грегордиан и, оттолкнув от себя опустевший сосуд, схватил меня и усадил на свои бедра. — Ты хотела удовольствие и контроль над ситуацией, Эдна, так возьми.

И он широко раскинул руки и запрокинул голову, словно отдавая себя в мое безраздельное пользование. Грегордиан продолжал довольно ухмыляться и выглядел в этот момент как самое настоящее эротическое непреодолимое искушение. Для меня уж точно. За одни маленьким исключением. Я не ощущала под собой его эрекции. Вообще!

Я застыла, обдумывая, что только что услышала. Бросила короткий взгляд на фляжку, потом снова на лицо своего мужчины, отмечая и расширенные, несмотря на яркий солнечный свет, зрачки и общую смягченность черт, которую случалось видеть только у него спящего. Мой деспот накачал себя каким-то местным аналогом успокоительного? Очевидно, что так. Но зачем? То есть понятно зачем, тут-то никакой двусмысленности толкования, просто мое сознание восставало от подобного. Было что-то в этом бесконечно неправильное.

— Затем, что я больше не хочу быть для тебя кем-то, кто все время только отнимает! — Я что, задала свой вопрос вслух? — Я должен теперь стать тем, кто дает взамен все желаемое, странная ты женщина.

Обхватив мой затылок, деспот наконец даровал мне настоящий его «фирменный» поцелуй. Свирепое, властное действо между нашими ртами, не прелюдию, а уже с первого касания полноценный оральный секс. Со всеми вытекающими в виде дурманящей пелены, моментально окутавшей мой мозг, наших пальцев, взаимно впившихся в плоть, и безумия моих неожиданно обретающих самостоятельность бедер, начинающих исполнять примитивный танец обольщающе-требующий, заманивающе-вымогающий полного вторжения. Вот только отвечали на мой призыв губы, язык деспота, становящиеся все яростнее руки, задирающие мое платье, ласкающие привычно бесстыдно, сжимающие и вторгающиеся в свойственной ему, сводящей меня с ума, диковатой, лишенной всякой деликатности манере. Но как бы головокружительно это ни было, все равно: ощущение неполноценности происходящего мешало окончательно уплыть моему мозгу в зону нашего извечного чувственного наркотического кайфа. Словно вместо бесконечно любимой мелодии, рождаемой нашим взаимодействием, я слышала неудачную, раздражающе иную кавер-версию. Оторвавшись от губ Грегордиана, я со стоном поражения уткнулась лбом в его ключицу, вдруг понимая, что же в этом не так.

Все мое существо, каждая его клетка, просто изнывало от непреодолимой тяги к моему деспоту, и было бы так просто сейчас взять то, что он столь щедро предлагал. Неважно как, каким способом. Я знала, что в любом случае получу от него все, в чем нуждается мое тело и даже сверх этого. Так с ним всегда. Вот только это бы поставило меня в бесконечный ряд всех тех, кто вечно чего-то выжидал от него. Подтвердило бы его уверенность в том, что это не более чем некий обмен, как и все в его жизни. Покорность, признание его власти и служение его подданных в обмен на пролитую во имя их защиты кровь, преданность и отвага воинов — за плату и причастность к его мощи, ласки и страсть женщин — за его щедрые дары и возможность поднять свой статус в глазах окружающих. И да, мир Младших не особо-то в этом смысле отличается. Человеческие отношения — это тоже своего рода обмен. Секс — на финансовую стабильность, терпение и забота — за шанс не проводить жизнь в одиночестве, или настоящие чувства взамен на надежду, что партнер испытывает тоже самое. И это не хорошо или плохо, так просто есть, так что, в общем и целом, не такие уж люди и фейри разные. Вот только я желаю от моего деспота безмерно большего, чем все вокруг — настоящей всеобъемлющей близости. А ее нельзя купить, выменять, отобрать силой или обрести, даже бесконечно ублажая плоть. Только получить в дар, просто так, без всякого расчета на ответное воздаяние, иначе это будет уже не подарок, а одолжение. Некий кредит чувств с обязательным возвращением долга. И, честное слово, я прямо ненавижу себя в эту секунду за столь несвоевременное озарение. Как и за то, что и без того суматошно колошмативший пульс вдруг сорвался в совсем уж запредельную скачку от всплывшего в голове вопроса: «А я сама, желая так непомерно много от Грегордиана, готова на столь же полную самоотдачу?»

— Вот об этом я и говорю, Эдна! — голос Грегордиана вырвал меня из заставшего врасплох самовопрошения.

Оказывается, я выпрямилась и совершенно зависла, не замечая того, как помрачнел деспот.

— Что? О чем?

— Только мне кажется, что я знаю, чего именно тебе нужно в этот момент, и ты реагируешь так, что я понимаю, что снова все неверно! — он сел, оказываясь со мной лицом к лицу.