Оригинал

Годами, десятилетиями Грегордиан боролся со зверем и его агрессией, необузданными желаниями. Привередливому монстру вечно было не то, не так, недостаточно интенсивно, мало-мало-мало! Затрахать за ночь не одну неутомимую кадани — недостаточно! Иссушить напросившуюся в его постель гостью Таххейн Глиффа — опять недосыта. Зверь вечно грыз его непримиримым голодом и жалобами и рожденным от этого раздражением. Компенсировал тоску и неутоленное стремление к свободе бесконечной бескомпромиссной сексуальной ненасытностью. И вдруг — хлоп! С появлением этой женщины возникла звенящая тишина. Даже единственный за ночь оргазм Грегордиана опустошает, иссушает, исчерпывает дочиста, наполняя при этом умиротворением до такой степени, что, если чуть больше, то просто разорвет, не уместившись внутри, и деспот станет ходить, мурлыкать, блаженно улыбаться каждому встречному. Его вечно негодующий и алчный зверь онемел, но, как оказалось, только для того, чтобы помешаться бесповоротно на Эдне. И совсем не утоления сексуальной жажды он хотел. Ласки, тепла, присутствия, доверия. Близости абсолютно иного рода, оставив теперь все животное ему, Грегордиану. Странно? А не страннее ли было не видеть в упор изначально собственных желаний и противостоять им? Он ведь не слепой к интуиции и неоспоримым потребностям тела и души человек! Он фейри, хоть и дини-ши! При всей циничности, похотливости и коварстве даже асраи способны рассмотреть истинное за мнимым. Может, потому Алево так и вьется около Эдны? Конечно, асраи осознает, что ему ее не получить никогда, и попытка хоть пригубить будет смерти подобна. Но, наверное, чем более выгоревшая душа, тем сильнее она стремится к тому, что еще способно гореть яростно, так, чтобы обогреться и отпугнуть холод внутри. Но Эдна его и только его, Грегордиана, источник тепла! И до тех пор, пока сам факт ее присутствия согревает, она останется, не смотря ни на что!

— Мой архонт? — склонился воин, боясь, что размышления Грегордиана привели его к гневу, адресованному ему.

Деспот отмахнулся, отпуская его, и, не отвлекаясь от размышлений, стремительно направился в свои покои.

Если этот гоет скажет, что обряд будет фатален для Эдны и Грегордиан не сможет получить столь долгожданного наследника без того, чтобы она потеряла хоть какую-то часть себя, он прогонит его прочь. Сейчас, когда у него есть эта женщина, ожидание освобождения уже не так тяготит его. Его звериная ипостась ощущает себя дома рядом с ней и никуда больше не стремится. А разумная, человеческая получает свой глоток свободы каждый раз, когда его мозг взрывается в момент оргазма с ней. В эту секунду вся его злость, раздражение берут краткую передышку, и деспот не ощущает себя пленником своих бесконечных обязанностей. Наоборот. Именно то обстоятельство, что он, архонт Грегордиан, четвертый в роду чистокровный дини-ши, обреченный проливать живое семя лишь в единственную предназначенную женщину, рожденную вне их мира, привело к тому, что Эдна появилась в его жизни и теперь принадлежит ему. Неважно, кто она и в каком качестве пришла. ОНА ОСТАЕТСЯ! А что касается Илвы и наследника… Да, в конце концов, он еще совсем не стар, и с этим можно подождать. Пусть живет себе на правах его невесты в Тахейн Глиффе, если у этого колдуна ничего не выйдет. Больше ему не горит, так что времени сколько угодно! Ведь не нужно забывать, что есть еще темные магические искусства драконов, поклоняющихся Беленусу. Не напрасно же шепчутся, что они не признают тех ограничений в обрядах, которым следуют гоеты Закатного государства. Совсем прижмет — и Грегордиан отправится сам с преданными воинами в земли драконов и захватит парочку тамошних магов. Но это все потом, подумал Грегордиан, входя в темноту собственной спальни и глубоко вдыхая теплый запах Эдны. Тут же все в нем натянулось струной и совсем не от возбуждения, и даже надежно запертый зверь взбеленился и яростно бросился на стены своей темницы. Пахло кровью. Кровью его женщины.

— Эдна! — рявкнул деспот, оказываясь одним прыжком у кровати. — Эдна, что случилось?!