Орленев

тайны поэзии театра.

Восторгу Орленева не было предела, когда он узнал биогра¬

фию Мгеброва. Оказалось, что этот изящный юноша, так пла¬

менно увлеченный искусством, скрывается от преследований цар¬

ской политической полиции. Сын генерала, занимавшего видный

инженерный пост в военном министерстве, и одаренной певицы,

дебютировавшей в Мариинском театре и отказавшейся от своего

призвания, чтобы не подмешать карьере мужа, молодой Мгебров

еще в Михайловском артиллерийском училище в Петербурге свя¬

зался с кружком революционно настроенной студенческой моло¬

дежи. Связь эта не оборвалась и когда в чине подпоручика он

поехал на Кавказ. В ноябре 1905 года он вывел из казарм в Ба-

туме минную роту, чтобы оградить группу бастующих рабочих

от преследований казаков. Это была неслыханная дерзость, за ко¬

торую его должны были немедленно предать военно-полевому

суду. Но очень влиятельный генерал Мгебров, ссылаясь на нерв¬

ную болезнь сына, впредь до выяснения обстоятельств взял его

па поруки и даже умудрился отправить за границу, хотя судеб¬

ное дело против него шло своим порядком.

В Норвегии Мгебров изучал философию в столичном универси¬

тете, пока в его жизнь бурно не ворвался Орленев. Поначалу Па¬

вел Николаевич попросил своего нового знакомого быть перевод¬

чиком и посредником в переговорах с норвежским Национальным

театром. Мгебров не верил в успех орленевской затеи, он знал,

что такого рода эксперименты (совместный русско-норвежский

спектакль) не в духе традиций этой сильной, но консервативной

труппы. Тем более что речь шла об Ибсене, в пьесах которого не

допускались никакие отступления от канона. Но уже на второй

день его знакомства с Орленевьтм от этого скептицизма не оста¬

лось и следа.

Существуют две версии истории триумфального для Орленева

спектакля «Привидения» в норвежском театре: одна — в мемуа¬

рах самого Орленева, другая — в мемуарах Мгеброва. Одна — бо¬

лее эффектная, другая — более достоверная. Орленев, например,

пишет, что знаменитая София Реймерс, игравшая фру Альвинг,

и молодая актриса, игравшая Регину, когда он пришел к ним

в назначенный час, ждали его в передней с серебряными подно¬

сами, уставленными музейной посудой, и одеты были в кокошники

и душегрейки, как на картинах Маковского. Тому, кто хоть что-

нибудь знает о Реймерс, такой маскарад покажется невероятным.

Может быть, потом, после двух недель репетиций, и было нечто

похожее на эту игру в боярскую Россию. Но первая встреча

Орленева с его норвежскими коллегами происходила совсем по-

иному — в строгой и скромной обстановке дома Реймерс, хорошо

описанного Мгебровым: маленькая комната с изящной мебелью,

книги и картины, кофе и печенье, приготовленное самой хозяй¬

кой, «милая домашность», простота и все-таки некоторая величе¬

ственность премьерши Национального театра.

Возможно, что фру Реймерс согласилась принять Орленева из

любопытства (кто этот русский актер, который осмелился при¬

коснуться к их национальной святыне?), любопытства профес¬

сионального; она была хорошей актрисой, и ее интересовало все

связанное с именем Ибсена и интерпретацией его идей. Орленев

назвал себя и заговорил; Реймерс сразу насторожилась, ее испу¬

гал возбужденный до экстаза тон актера, ей казалось, что в его

одержимости есть какая-то неприятная болезненность. Вполне ли

он здоров, этот красивый белокурый человек, которому па вид

было* лет двадцать шесть — двадцать семь, возраст Освальда из

«Привидений», не больше. И, прежде чем отказаться от предло¬

жения Орленева, она попросила его сыграть какую-либо сцену

пьесы на его выбор. Он согласился, начал с первого акта и сыграл

всю роль до конца.

Теперь его нельзя было узнать. Он замкнулся, ушел в себя,

лицо его исказила гримаса боли, и руки «словно умерли под гне¬

том давящей все существо несчастного Освальда мысли» 3.

Эти руки и поразили Реймерс, ведь орленевский Освальд был

необыкновенно привлекателен, и тем трагичней был неумолимый

процесс его деградации и умирания. И Реймерс сразу убедилась,

что основой этой роли у русского гастролера являлась не патоло¬

гия сама по себе, в ее нарастающих фазах, а гармония, образ со¬

вершенства, грубо задетый и искаженный патологией.

В игре Орленева были минуты экстаза и были минуты покоя,

и при такой структуре роли ни одна его реплика не осталась не¬

услышанной. И не только потому, что он строго следовал знако¬

мому тексту Ибсена, не допуская никаких купюр. Логика партнер¬

ства двух разноязычных актеров была не формальной, она была