Орленев

монета; это тот же храм, жречество, «божий дар», но не надмен¬

ный и поглощенный собой, а щедро отданный людям. И для пол¬

ноты слияния с аудиторией он откажется от платы за вдохнове¬

ние, от унизительного принципа купли-продажи. В доказательство

того, что его план не пустая мечта, он касается в беседах с Мгеб-

ровым и хозяйственной стороны этого романтического предприя¬

тия:’«Народу— все даром... А деньги у помещиков... у бога¬

чей. .. И им уж не даром. Нет! Шалишь!.. хочешь смотреть нас,

неси... неси.. золото,— выворачивай толстые карманы... Здесь

ни одного жеста без денег...» п. Тенденция ясная, хотя пути ее

претворения крайне смутные.

Русский актер хочет служить «всемирному соединению», ни¬

когда не забывая русского мужика, восхищаясь его стихийной

«каратаевской» мудростью сердца. Правда, есть еще одна катего¬

рия зрителей, допущенных им в его «третье царство», и если

театр для крестьян обращается к России, только подымающейся

к просвещению, то на другом полюсе оказываются те, кто оли¬

цетворяет это просвещение в его наивысшем звене, как, напри¬

мер, Чехов, Плеханов, Кропоткин. И во всех случаях оружием

его искусства должна быть не проповедь, а песня, не поучение,

а идущая от сердца любовь! После этих встреч и бесед Мгебров

стал одним из самых преданных сотрудников Орленева, при том,

что в их отношениях были периоды большей и меньшей близо¬

сти: он уходил от него в Художественный театр, потом к Комис-

саржевской и вернулся весной 1910 года, взяв на себя обязанно¬

сти руководителя крестьянского театра в Голицыне, под Москвой.

В Норвегии Орленев прожил несколько недель, его путеше¬

ствие слишком затянулось, и он шутя говорил, что английский

язык не выучил, а русский стал забывать. Он задержался в Хри¬

стиании только потому, что хотел посмотреть «Бранда» в Нацио¬

нальном театре. Сезон кончился, лето было в разгаре, и, чтобы

выполнить просьбу Орленева сыграть «Бранда», надо было хоть

на один день собрать разъехавшуюся на отдых труппу. Фру Рей-

мерс взяла на себя все хлопоты, и спектакль состоялся. С той

минуты, как раскрылся занавес и он увидел актера в гриме

Бранда, все, что потом происходило на сцене, удручало его своей

тяжеловесностью и безвкусностью («хотел сперва бежать, куда

глаза глядят, а потом всей силой своей воли заставил себя выпить

отраву чаши до конца» 12). Провал «Бранда» был и для него про¬

валом. Зачем он взялся за эту пьесу? Если такая неудача по¬

стигла соотечественников Ибсена, что ждет его? Врать в таких

случаях он не мог и быстро, даже не попрощавшись, ушел из

театра; его товарищи объяснили норвежским актерам, что Орле¬

нев внезапно и тяжело заболел, и от его имени поблагодарили

труппу.

Все обошлось благополучно, но больше задерживаться в Хри¬

стиании он не хотел, да и не мог: денег у него оставалось ровно

столько, сколько нужно было, чтобы добраться до Москвы. За его

гастрольное выступление в «Привидениях» дирекция заплатила

две тысячи крон (примерно тысячу рублей), но он отказался от

гонорара и просил перевести эти деньги в фонд памяти Ибсена.

Тогда, чтобы выразить свои чувства, дирекция подарила ему

трубку Ибсена, ту самую трубку, которую по традиции уже много

лет курили все актеры, игравшие Освальда в Национальном

театре.

С этим дорогим сувениром и большим американским чемода¬

ном он приехал в Москву. Хорошо, что извозчик на вокзале знал

его в лицо, так же как и знал, что этот знаменитый актер ни¬

когда не торгуется и платит щедро. Орленев доверительно сказал

ему, что у него в бумажнике только крупные купюры, и попро¬

сил дать взаймы рубль, чтобы расплатиться с носильщиком. Из¬

возчик, не колеблясь, деньги дал, правда, ему показалось стран¬

ным, почему при таком богатстве Орленев выбрал какую-то вто¬

роразрядную гостиницу на Сретенке. Тайна эта быстро проясни¬

лась, в этой захудалой гостинице у Орленева был давнишний

знакомый — расторопный и надежный комиссионер, готовый ока¬

зать любую услугу. Орленев позвал его к себе в номер, быстро

распаковал чемодан, достал два костюма, сшитых в Америке

у самого дорогого нью-йоркского портного, и отправил их в за¬

клад.

Извозчик, терпеливо дожидавшийся у подъезда гостиницы, по¬

вез комиссионера в ломбард. Там оценщик, которому, видимо, не

очень нравилась американская мода, дал под залог двух неноше¬

ных заграничных костюмов двадцать девять рублей с копейками.

Эту сумму следовало по-рыцарски разделить между извозчиком,

комиссионером и самим Орленевым. Он оставил себе всего не¬