Ороро

Похоже, каждый вечер, что я здесь нахожусь, будет скрашен компанией вишневой настойки.

Ингрэм только что ушел, спустился с нашего чердака, вернулся в дом, оставив меня пялиться в ночное небо одного.

Его подружке пятнадцать, так что они решили подождать три года, прежде чем пожениться. Дельная мысль, авось к концу этого срока они расстанутся, и Ингрэм образумится. Так ему и сказал. Не мог же он обидеться на меня за мою честность? Право же, это глупо. Он прекрасно знает, что я желаю для него самого лучшего, он просто сам запутался, застрял в этой шмаковой глуши, окруженный глупыми ограниченными людишками, и сам постепенно глупеет и даже этого не осознает, ох, как я зол, как зол, но я должен быть спокоен и терпелив, чтобы вернуть замутненный ум Ингрэма на верный путь.

Между делом он как бы ненароком поинтересовался моей дружбой с Мэриэль. Не знаю, что он ожидал услышать, но выглядел разочарованным.

Уж лучше бы он за ней приударил (пусть у них большая разница в возрасте, но видели бы вы Ри! эта рыжеволосая бестия действительно может свести с ума), мне было бы спокойней, я доверяю ей, а ту девицу совсем не знаю, к тому же мне не нравится, что она из богатой семьи и будет (вместе со своими родственниками) попрекать Ингрэма за то, чего он не сможет ей, избалованной глупой девчонке, дать.

Мне кажется, гнев затуманивает мой разум. Нехорошо. Я выношу суждения прежде, чем знакомлюсь с фактами – что всецело осуждаю. Быть может, девчонка не так плоха?..

Голова кругом от всей этой ситуации. Очевидно, что я огорошен и ошарашен, который день не могу смириться с положением дел, я возмущен и хочу бунтовать.

Помню, как гостил здесь на зимних каникулах, и Ингрэм (ему тогда было девять) как-то вернулся домой с синяками. От моих расспросов отмахнулся, но выглядел грустным и задумчивым, и мне стоило немалых усилий его развеселить. Это повторилось еще раза два, и лишь перед самым своим отъездом я узнал от Ри, что он лез драться с мальчишками за то, что они оскорбляли меня, называли юродивым и чудаком. Конечно же, их было больше, и они его побили.

Тогда я был так же зол, как сейчас, и едва не наворотил делов.

Я думал, что перерос это, что обладаю спокойствием и здравомыслием шэйеров, но вот Ингрэм отказывается напрочь от уготованной ему великой участи (пусть и в моих только мыслях – по здравому рассуждению он не обладает какими-либо выдающимися талантами, но это не делает его в моих глазах менее выдающимся, так что позвольте мне обмануться в светлых грезах хоть на миг!), и я злюсь бессильной глупой злостью – бессильная и глупая она, потому как в отличие от того случая мне не на ком ее выместить (да и разумного повода тоже нет…), точнее, есть на ком, но последствия могут быть плачевными, и Ингрэм этого мне не простит.

Надо помириться с ним. Попрошу, чтобы познакомил со своей девушкой. После сходим в Поле выпить чего крепкого, проведаем Ри и будем дрыхнуть на сеновале, чтобы не будить родителей и сестру.

глава 12

Ингрэм заканчивал работу над литым бочонком для магической эссенции, когда рука вдруг соскочила, и резец скользнул в его правую руку между пальцами. Ингрэм шарахнулся, отдергивая ее, и в ужасе уставился на две половинки трясущейся ладони, которая всего мгновение назад была целой. Попытался собрать вместе, пальцы расходились, шевелились сами собой, торчали обломки кости, стремительно лилась кровь. Весь мир оборотился одной оглушительной болью, и пульсировали в ней две мысли – как можно быстрее остановить хлещущую кровь, и что он может лишиться руки.

Спотыкаясь, ударяясь и опираясь плечом о стену, придерживая раненую руку, Ингрэм с трудом выбрался из мастерской. Хлынувший навстречу свежий воздух немного привел в себя. Кормивший недавно родившегося козленка Ороро обернулся к нему и уронил бутылочку.

– Моя рука, – процедил Ингрэм, слыша свой голос словно из далекого колодца. – Угораздило же.

Он, пошатываясь, поспешил в дом. Ороро, помедлив, кинулся за ним.

– Что сделать? – сглатывая, спросил он, глядя круглыми, наполненными слезами и страхом глазами. – Я не силен в целительстве, Ингрэм, что же мне делать?!