Это было совершенно в духе крупповских традиций — энергично, деловито, целеустремленно. К несчастью, «третья империя» кишела людьми, которым был чужд высокий идеализм сторонников «окончательного разрешения», а другие концерны тоже подбирались к тем же самым рабочим. Несмотря на повторные заверения СС о готовности сотрудничать, за зиму дело не сдвинулось ни на йоту. В конце марта Альфрид послал в Освенцим своего представителя, получившего инструкции выяснить причину проволочек. К изумлению посланца, кто-то из лагерных офицеров выразил мнение, что «для организации этого производства нужны немецкие рабочие, иначе ничего не получится». Документы фирмы, предъявленные на Нюрнбергском процессе, свидетельствуют, что Крупп возражал против предложения использовать на заводе в Освенциме немецких рабочих. Когда вермахт хотел передать контракт на снарядные взрыватели другой фирме, утверждая, что Крупп не в состоянии выполнять производственные задания, Крупп решительно возражал, делая особый упор на тесную связь фирмы с Освенцимским концентрационным лагерем.
5 апреля 1943 года Альфрид письменно изложил свою точку зрения:
«Главная цель перебазирования производства в Аушвиц заключалась в использовании имеющихся там людей... Основная причина, из-за которой было решено не считаться с необычайными трудностями, которыми чреват Аушвиц — то есть избыток рабочих рук, — утрачивает силу, так как в любом случае лучших рабочих рук там уже не останется».
Однако наиболее желательные объекты все еще оставались там, и Альфрид это знал. Сто лет ведя дела с островерхими касками, а потом с касками, напоминающими совок для угля, фирма была искушена во всех тонкостях закулисных сделок. Нужным человеком, который был уже найден после усердного изучения партийных архивов, оказался оберштурмфюрер Зоммер, эсэсовский офицер, прикомандированный к «особому комитету М3» министерства Шпеера в Берлине. Крупповский агент несколько месяцев назад прозондировал его, и Зоммер дал согласие вести учет всех квалифицированных рабочих-евреев, арестованных в столице и отправленных на Восток. 16 марта он передал список своему связному. Теперь Крупп располагал точным списком 500 ценных рабочих и мог потребовать немедленных мер. И он добился своего. Рудольф Гесс, который единовластно правил Освенцимом в качестве его коменданта, наконец сдался. Позже в Нюрнберге Гесс заявил, что оп руководил уничтожением трех миллионов людей. «Остальные, — заявил он, — прошли отбор и были использованы для рабского труда на промышленных предприятиях лагеря».
Отбор начался 22 апреля 1943 года. Поразмыслив над картой своего лагеря, Гесс отвел Круппу сектор № 6. Там немедленно водворились крупповцы. Работая круглые сутки, они к 28 мая построили железнодорожную станцию и огромный двойной цех с примыкающей умывальней. Рядом вырастал второй цех, а бараки были арендованы у эсэсовцев. И эти и последующие постройки были после войны обнаружены на подробной карте коменданта. С июня, когда первых еврейских заключенных загнали в законченный цех, в книгах Круппа появляются записи, касающиеся его финансовых отношений с СС. Запись за один месяц выглядит так:
«По подтверждении ордеров 1/43 и 2/43 от 3 июля 1943 года фирма «Крупп» выплатила СС сумму 28973 рейхсмарки за работу, выполненную заключенными за период с 3 июля по 3 августа 1943 года. Ежедневная выплата за одного рабочего составляла 4 марки, а за подсобного — 3 марки».
На суде ни Гесс, ни Крупп ничего не сказали об условиях, в которых работал «скот». Но это сделали два крупповца. Эрих Лутат, высококвалифицированный рабочий, наблюдательный и любопытный, был одним из тех двадцати пяти немцев, которые приехали из Эссена в Освенцим в июле и оставались там пять месяцев, обучая заключенных. Так как его подопечные уже немного говорили по-немецки, Лутат быстро разобрался в особенностях жизни лагеря, о которых пять лет спустя поведал Нюрнбергскому трибуналу. Он смотрел, как из труб крематория непрерывно валил дым, он научился распознавать запах горящего человеческого мяса, он видел, что люди, которых он обучал, лишены необходимого минимума питания, одежды, крова. Вопреки строжайшему запрещению и Лутат и Пауль Ортман, его приятель, тоже крупповец, делились собственным хлебом, картофелем и сигаретами со своими учениками. Ортман был потрясен избиениями, которым постоянно подвергались заключенные. Лутат показывал: «Заключенных приводили в цех под конвоем эсэсовцев в шесть часов утра, а позже — в семь. Там они оставались под надзором заводских охранников... Среди рабочих были поляки, голландцы, чехи, французы и много евреев... Физическое состояние многих заключенных было ужасающим».