Оружие Круппа. История династии пушечных королей

Альфрида первый раз допросили в тот же день в кухне какого-то пострадавшего от бомбежек рурского дома. Крупп согласился отвечать по-английски, и офицер спросил:

— Почему вы не покинули Рур?

Альфрид пожал плечами:

— Я хотел остаться там, где мои заводы, где моя родина и где мои рабочие.

— Вы нацист?

— Я немец.

— Вы член нацистской партии?

— Да, так же как большинство немцев [46].

— Какое у вас теперь жалованье?

Альфрид раздраженно возразил:

— Разве я обязан вам об этом рассказывать?

— Да,— резко ответил офицер.

Вынув серебряный портсигар, Крупп достал сигарету «Кэмел», задумчиво постучал ею, зажег (никто не предложил ему спички) и ответил:

— Четыреста тысяч марок в год[47].

— Вы все еще полагаете, что Германия выиграет войну?

Альфрид, который только недавно избавился от государственных бумаг стоимостью почти 200 миллионов рейхсмарок, недоуменно взглянул на офицера сквозь дым сигареты и ответил:

— Не знаю. Политика — не мое дело. Мое дело — производить сталь.

— Что вы намерены делать после войны?

— Я собираюсь восстановить свои заводы и заново начать производство.

Американец и Крупп испытующе посмотрели друг на друга. Офицер подумал, что Крупп имеет в виду производство оружия. Отпустив арестованного, он стал разглядывать фотоснимки не запущенных в производство новых видов оружия, найденные американцами на Гусштальфабрик: два ствола тяжелых орудия типа «Густав», аналогичных тем, что применялись под Севастополем, и: корпуса новых 177-тонных танков. Допрос не дал пока результатов, но это было только начало. Альфрид, однако, полагал, что с допросами покончено. Когда его вновь отвезли на виллу Хюгель и объявили, что он останется там в «малом доме» под «домашним арестом», он счел, что задержание продлится всего несколько дней. Это казалось ему вполне оправданным, как-никак союзники все же разгромили вермахт. И в качестве единоличного владельца гитлеровской кузницы, он, как и его отец до него, понимал, что поражение страны скажется и на его личном благополучии.

Крупп нескоро начал сознавать особенности своего положения. Но постепенно меры безопасности в «малом доме» стали строже. К нему уже не допускали корреспондентов. 21 мая под сильной охраной его вывезли из замка в тюрьму Реклингхаузен, в английскую оккупационную зону. В официальном коммюнике сообщалось, что Альфрид Крупп фон Болен унд Гальбах «интернирован английской Рейнской армией». Фактически же он находился под арестом как подозреваемый военный преступник. Союзники до 30 августа не предъявляли Густаву обвинения, и в то время военная прокуратура была в полном неведении относительно его старческой немощи, однако англичане уже тогда были убеждены, что, каков бы ни был исход дела отца, против его сына имелось достаточно улик, чтобы признать его виновным.

Альфрид долго не мог в это поверить. Однако он уже решил, в каком направлении должна действовать его защита: доказывать, что его преследуют из-за той репутации, которая сложилась у династии Круппов. Через три года, когда в Нюрнберге слушалось его дело, он отшлифовал следующую формулировку:

«В 1943 году, когда ко мне перешла ответственность за имя и традиции Круппов, я никак не предполагал, что это наследие когда-нибудь приведет меня на скамью подсудимых... Ведь имя Круппов было в списке военных преступников задолго до конца войны, и не в связи с теми обвинениями, которые выдвигаются против нас сейчас, а в связи с мнением, которое столь же старо, сколь и ошибочно: Крупп хотел войны, и он ее развязал».

Вопреки фактам, говорившим о том, что фирма «Крупп» грабила всю Европу, невзирая на множество документов, подтверждающих использование рабского труда в крупповских концентрационных лагерях, Альфрид хотел убедить немецкую публику за стенами зала суда и в особенности бизнесменов в стане союзников, что его судят за происхождение.

Однажды охранявший его американский солдат, говоривший по-немецки, спросил, как он желает, чтобы к нему обращались: г-н Альфрид, г-н фон Болен или г-н Крупп фон Болен унд Гальбах? Глава концерна ответил кратко: «Зовите меня Крупп. Это имя привело меня сюда. Эта камера — моя доля наследия великих Круппов».

♦ ♦ ♦

17 апреля на виллу Хюгель пожаловал первый американский генерал. Это был генерал-майор Мэтью Банкер Риджуэй, командующий 18-м авиакорпусом. Он пожелал осмотреть крупповскую виллу.

Закончив осмотр, генерал обратил внимание на американского солдата, забавлявшегося клюшкой для гольфа. «Откуда это?» — спросил он. Солдат указал на кладовую. Служитель Круппа пояснил, что там хранятся вещи Густава. Риджуэй, не знавший в то время, что 137 товарных вагонов доставили из Франции 4174 ящика с произведениями искусства для украшения домов тех, кто носил золотой значок нацистской партии, твердо сказал: «Положите это обратно». Подозвав своего адъютанта, он заявил: «Этот дом является в .некотором роде музеем. Я хочу, чтобы все здесь осталось на своих местах. Пусть будущие поколения увидят то, что я увидел сейчас».