Оккупационные власти хотели избавиться от всего административного персонала Круппа; уже наступила пора претворять в жизнь Потсдамские соглашения. 16 ноября командование английской зоны оккупации объявило о том, что оно берет в свои руки фирму «Фрид. Крупп» со всеми ее активами и филиалами назначает полковника Дугласа Фаулза инспектором. В один из пасмурных туманных дней Фаулз принимал группу административных работников фирмы, прошедших проверку в судах по денацификации. Во главе с Хобрекером и Паулем Хансеном они вошли в заново обставленный кабинет полковника в Главном управлении фирмы, где на месте портрета Гитлера висел британский флаг, и в нерешительности остановились, не зная, будет ли им предложено сесть. Тотчас же полковник жестом указал им на кресла. Фаулз держался вежливо, но холодно. Он напомнил крупповским служащим, что он профессиональный военный и ничего не решает, а только исполняет приказы. Поэтому спорить с ним бесполезно. Даже если они убедят его, что распоряжения его командования нецелесообразны, он ничего не сможет изменить. Он делает то, что ему приказано; они же должны исполнять его распоряжения. Затем полковник во избежание недоразумений перешел на немецкий язык и сделал следующее заявление, указав на мокнущие под дождем разрушенные цехи:
«Господа, никогда впредь на этом месте не будет дымить ни одна заводская труба. Там, где прежде был сталелитейный завод, будут лужайки и парки. Британские оккупационные власти решили навсегда покончить с Круппом. Это все, господа».
Работа предстояла огромная. Если бы имущество концерна ограничивалось его законными активами на 1 сентября 1939 года, то и тогда объем канцелярской работы был бы необъятным, но в бухгалтерских книгах были указаны все захваченные предприятия на завоеванных вермахтом территориях; оборудование, иногда очень ценное, перевозилось с завода на завод — бельгийский кузнечный горн в данный момент мог оказаться в Праге и т. п. Чтобы разобраться во всем этом, в Эссен прибыли представители стран, против которых воевала Германия. В здании Главного управления им были отведены кабинеты, и крупповский служащий Пауль Хансен бегал по этажам с теми из документов, которые не были конфискованы Международным Военным Трибуналом.
Некоторые сложные вопросы были улажены быстро. Берндорферверк был возвращен австрийским акционерам и их наследникам, которые в свою очередь слили это предприятие с Рансдорфер металлверке, положив, таким образом, конец этому столетнему филиалу, созданному еще Германом Круппом. Британские власти завладели Меппеном, знаменитым крупповским испытательным полигоном; через 12 лет, в июле 1957 года, они официально передали его бундесверу Федеративной Республики Германии. Поскольку завод Грузонверк находился в советской зоне в Магдебурге, то он там так и остался. В Киле англичане повели себя иначе. Кильские судостроители под руководством инженеров были вынуждены разрушить все стапеля подводных лодок и затем сровнять с землей все немецкие верфи. Немцы протестовали, утверждая, что это — акт мести, рассчитанный на то, чтобы не дать им возможности обогнать англичан в послевоенной конкуренции на море.
Однако мастерство крупповцев осталось при них. Богатый уголь, которым владела фирма «Крупп», лежал в недрах земли. Заводы все еще маячили на западном берегу Рейна. Правда, по закону № 27 Союзного Контрольного Совета «О реорганизации германской угольной и сталелитейной промышленности» Альфриду запрещалось когда бы то ни было в будущем владеть хотя бы одним из них. Закон № 27 был направлен против одиннадцати самых крупных германских промышленников, и в первую очередь против Круппа, которому принадлежало 55 процентов рурского угля и 90 процентов всей немецкой сталелитейной промышленности.
Чтобы «осуществить децентрализацию германской экономики», исключить возможность «излишней экономической концентрации» и предотвратить «возникновение военного потенциала», закон запретил «тем лицам, которые сочтены или могут быть сочтены содействовавшими агрессивным планам национал-социалистской партии, быть владельцами предприятий или контролировать их».
Поздней осенью 1945 года вся семья Круппов, за исключением Альфрида, Берты и Густава, была в разъездах. Никто из них не имел ни малейшего понятия о том, где в данный момент находятся другие. Бертольд вспоминал впоследствии, что он, «как бродяга, колесил по всей Германии».
Берте жилось бы вполне спокойно в Блюнбахе, но ее оттуда выселили. Родители Альфрида считались находящимися в плену у американской армии. Крупповскии альпийский замок был, по мнению подозрительных американцев, слишком уединенным местом, поэтому 59-летней Берте и ее 75-летнему мужу было приказано перебраться в ближайшую гостиницу. Они находились там под арестом.