Оружие Круппа. История династии пушечных королей

13 июля 1887 года врач осмотрел своего исхудавшего пациента в одной из похожих на каменную пещеру спален верхнего этажа виллы Хюгель и нашел его состояние без изменений. Успокоенный Фриц отправился в деловую поездку. На следующий день у 75-летнего «пушечного короля» произошел сердечный приступ, и он упал на руки камердинера. Наступило внезапное удушье. В Париже, где в это время праздновался день взятия Бастилии, весть о смерти Круппа вызвала всеобщее ликование. Столичная пресса со злорадством сообщала, что Крупп украл процесс производства литой стали у Бессемера, что в последние годы жизни Альфреда все его пушки «выходили из строя и взрывались» и что он процветал только потому, что подлинными владельцами фирмы были Бисмарк и прусская королевская семья. Но парижские газеты были исключением. В большинстве других заграничных газет имя Круппа ставилось наравне с именами канцлера Бисмарка и императора Вильгельма; Альфреда Круппа называли одним из главных организаторов победы 1871 года и основателей германской империи.

Конечно, лишь очень немногие страны были вправе критиковать деятельность Альфреда, ведь он вооружал 46 государств. В Хюгеле хранились бриллиантовое кольцо — подарок русского великого князя Михаила Михайловича, массивная золотая табакерка, присланная австрийским императором Францем-Иосифом, и старинная, сделанная две тысячи лет назад ваза от Ли Хун-чжана. Альфред Крупп в большей степени, чем кто-либо другой, подготовил почву той страшной трагедии, которой суждено было разыграться в 1914 году. В знак благодарности за его «заслуги» правительства Германии и зарубежных стран наградили его сорока четырьмя военными медалями, звездами и крестами. Сюда входят многочисленные ордена Испании, Бельгии, Италии, Румынии, Австрии, России, Турции и Бразилии. Швеция наградила Круппа орденом Вазы; Япония — орденом Восходящего солнца, а Греция прислала ему командорский крест ордена Спасителя.

Крупп заранее подробно спланировал свои похороны, и Эссен выполнил все его указания до последних мелочей. В течение трех дней останки Круппа покоились в главном зале виллы Хюгель. Вечером на третий день его усохшее тело повезли в направлении завода длинной дорогой, по краям которой были развешаны большие черные флаги и стояли двенадцать тысяч крупповцев, высоко поднявших пылающие факелы. Погребальная процессия ненадолго остановилась у коттеджа, из которого когда-то было вынесено на кладбище тело его разорившегося отца. Восстановленный Штаммхауз выглядел почти таким же, каким был в утро похорон Фридриха Круппа шестьдесят лет назад, когда сам Альфред вышел из этого дома худым испуганным подростком. Затем пушечный лафет, на котором стоял гроб, двинулся на фамильный участок кладбища Кеттвиг Гате, расположенный у остатков средневековой городской стены. Там Йенке произнес панегирик Альфреду Круппу, назвав его образцом «пламенного патриота, готового на любую жертву для блага отечества».

Глава VII.

ПРИНЦ КРОВИ

Итак, мы подошли к Фридриху Альфреду (или, как его чаще называли, Фрицу Альфреду, или просто Фрицу) — наиболее удачливому, изворотливому, обаятельному и одновременно самому отталкивающему из всех Круппов. На новом черном склепе Фрица в Бреденее[26]нет уже маленькой медной дощечки, которая ранее была прикреплена к его надгробию после того, как он, подобно своим отцу и деду, был вынесен из Штаммхауза на кладбище Кеттвиг-Гате. На дощечке значилось тогда: «Я прощаю всех моих врагов». Сомнительно, чтобы Фриц действительно сказал так; тем не менее эти слова в его духе. Он всегда был щедрым филантропом, неизменно любезным и мягким в обращении. Ему были по душе «просвещенные методы» руководства промышленностью, и он осуждал насилие, символом которого по иронии судьбы был у людей всех наций.

Однако факт остается фактом: число врагов Фрица, которые ставили ему палки в колеса при жизни и тайно злорадствовали после его смерти и которых он, по смыслу надгробной надписи, захотел простить, было исключительно велико. Ненависть к Фрицу укоренилась столь глубоко, что после похорон главы фирмы полиции пришлось круглые сутки охранять его могилу, отгоняя людей, пытавшихся ее осквернить. Такая враждебность была в какой-то мере следствием его драматического конца, отчасти же явилась знамением времени. В конце XIX века ни один «пушечный король» уже не мог избежать дурной славы. Но в основном лютая злоба, которую внушал к себе этот ловкий, проницательный и скрытный человек, перешла к нему по наследству. Крупп-отец посеял семена, а Круппу-сыну пришлось пожинать урожай. Он мог бы избежать людской неприязни только в том случае, если бы оказался заурядным человеком, каким отнюдь не был; он показал себя даже более одаренной и вместе с тем более сложной натурой, чем Альфред.