Осень ацтека

Как я уже говорил, у мальчика не было ни малейшей надежды избежать проклятия в вечном небытии Миктлана — как не было её и у Ситлали, поскольку она родила столь никчёмного ребёнка, что никто из наших жрецов не принял бы его в качестве жертвы для любого из богов. Однако Ситлали вопреки всему удалось принести в жертву и себя, и ребёнка, да при этом ещё и уничтожить огромное количество чужеземцев. Этот поступок, достойный не просто воина, но героя, был, несомненно, угоден всем нашим старым богам, что, разумеется, обеспечивало и матери, и сыну блаженство в загробном мире. Я не сомневался, что оба они будут счастливы на протяжении вечности, и даже надеялся, что боги сжалятся и даруют Ихикатлю зрение, дабы он мог в полной мере насладиться несравненным великолепием того загробного мира, в котором им с Ситлали посчастливилось пребывать.

13

У нашего народа есть поговорка: «Отправляясь в путь, никогда не знаешь, куда он может завести». Единственной моей целью в тот момент было убраться подальше от города Мехико, а потом свернуть на север, к непокорённым землям. Дойдя до Тлакопана, я выбрал дорогу, которая шла дальше на запад и со временем привела в Мичоакан, землю племени пуремпеча.

Этот народ, один из весьма немногих в Сём Мире, никогда не подчинялся мешикатль и не платил дань Теночтитлану. Столь упорно и успешно отстаивать свою независимость Мичоакану удавалось главным образом потому, что мастера и оружейники пуремпеча знали секрет изготовления жёлто-бурого металла, настолько прочного и острого, что сделанные из него клинки в сражении демонстрировали явное превосходство над хрупким обсидиановым оружием мешикатль. Предприняв несколько безуспешных попыток покорить Мичоакан, мешикатль удовлетворились перемирием, и с тех пор два народа свободно — или почти свободно — занимались торговлей. Пуремпеча так и не выдали ни одному народу Сего Мира секрет своего чудесного металла. Конечно, ныне это уже никакой не секрет: испанцы с первого же взгляда узнали в металле пуремпеча хорошо известную им бронзу. И, разумеется, жёлтым клинкам было трудно противостоять более прочной и острой стали белых людей, равно как и их более мягкому металлу — свинцу, смертоносную силу которому придавал порох.

Но тем не менее, уступая испанцам в качестве вооружения, отважные пуремпеча оказали захватчикам сопротивление куда более яростное, нежели любой другой из подвергнувшихся нашествию народов Сего Мира. Как только эти белые люди завоевали то, что именуется теперь Новой Испанией, и установили там свою власть, один из самых жестоких и алчных их капитанов, Белтран де Гусман, тем самым путём, которым теперь отправился я, повёл из Мехико на запад многочисленный вооружённый отряд. Он вознамерился захватить для себя земель и подданных не меньше, чем его командир Эрнан Кортес. Хотя слово «Мичоакан» означает всего лишь «Земля Рыбаков», Гусман — как до него вожди мешикатль — вскоре убедился, что этот край с полным правом мог бы именоваться «Земля Отважных Воинов».

Медленное, шаг за шагом, продвижение вперёд через зелёные поля и радующие глаз пологие холмы стоило Гусману нескольких тысяч солдат. Пуремпеча несли ещё более тяжёлые потери, но всегда находились те, кто, подняв оружие павших, продолжал бесстрашно сражаться. Чтобы добраться до северной окраины Мичоакана, где он граничит с землёй под названием Куанауата, и его западной границы, каковая есть побережье Западного моря, вырубая, уничтожая и выжигая всё на своём пути, Гусману потребовалось почти пятнадцать лет. (Как я уже упоминал, даже в то время, когда мы с дядей и матерью направлялись в город Мехико, нам нередко приходилось предосторожности ради идти в обход районов Мичоакана, в которых ещё до сих пор продолжались кровавые бои). Теперь, уже будучи и сам отличным воином, я должен признать, что с учётом того, скольких лет и каких потерь стоила Гусману эта победа, он честно завоевал право претендовать на всю эту землю и дать ей новое имя, которое выбрал лично — Новая Галисия, в честь своей родной провинции в Старой Испании.

Но, помимо этого, Гусман совершил деяние непростительное. Согнав вместе тех немногих воинов пуремпеча, которых ему удалось захватить в плен живыми, и присоединив заодно к ним всех мужчин и юношей Новой Галисии, которые могли пожелать стать воинами, он обратил их в рабство и на кораблях отправил по Восточному морю на остров Куба и ещё один, находившийся где-то в той же стороне остров, называвшийся Эспаньола[5]. Гусман полагал, что эти неукротимые бунтовщики не перестанут разжигать пламя сопротивления своим испанским хозяевам лишь в том случае, если окажутся в чуждом окружении, среди островитян и привезённых издалека рабов мавров, языки которых им неизвестны.