Осень ацтека

Принимая во внимание обилие в Мичоакане доступных женщин и девушек (не говоря уже о юношах и домашних животных), мне вовсе не было нужды впредь напиваться так сильно, чтобы проводить дальнейшие опыты. И без того земля эта поражала таким изобилием благ и даров, что можно было вообразить, будто меня, прежде срока и во плоти, перенесли в Тонатиукан или в один из других загробных миров вечного блаженства. Кроме безграничной вседозволенности в области плотских отношений Мичоакан предлагал также исключительное изобилие и разнообразие еды и напитков. Не говоря уж о вкуснейшей озёрной и речной рыбке, какую невозможно было раздобыть ни в каком другом месте, здесь угощали яйцами в изобилии водившихся у побережья морских черепах и черепашьими супами, запечёнными в глине перепелами и жареными колибри, дивным чоколатль с ароматом ванили и, конечно, несравненным чапари. Даже сам облик того края — пологие холмы, покрытые россыпью цветов, искрящиеся речушки и хрустальные озёра, изобильные плодами сады и крестьянские поля в окружении сине-зелёных гор — служил настоящим пиршеством для взора. Да, человек молодой, здоровый и энергичный не мог не почувствовать искушения остаться в Мичоакане навсегда. Не исключено, что я поступил бы именно так, когда бы не моя клятва и моя цель.

— Аййо, мне уже не найти здесь былых воинственных мужчин и не собрать войско, — горько посетовал я. — Придётся двигаться дальше.

— А как насчёт воинственных женщин? — спросила моя подруга на тот момент: ослепительно прелестная молодая женщина, чьи длинные пушистые ресницы казались ещё более роскошными по контрасту с полным отсутствием волос и даже бровей. Её звали Пакапетль, что означает «На Цыпочках». Когда я непонимающе посмотрел на неё, женщина добавила: — Испанцы, которые убили или отправили в ссылку наших мужчин, допустили просчёт. Они не учли возможностей наших женщин.

— Женщин? — хмыкнул я. — Какие из женщин воины? Ну и чушь ты сказала!

— Сам ты мелешь чушь, — отрезала она. — Ты, конечно, можешь заявить, будто мужчина способен скакать на лошади быстрее, чем женщина. Но я видела, как испанские мужчины и женщины ездят верхом. И кто из них скачет быстрее, во многом зависит от лошади.

— У меня нет ни мужчин, ни лошадей, — сокрушённо заметил я.

— Зато у тебя есть это, — сказала На Цыпочках, указав на аркебузу.

Я упражнялся с ней с самого полудня, пытаясь сбивать с дерева возле хижины моей подруги фрукты ауакатин, но успехов добился весьма умеренных.

— Сила тут не нужна, — продолжила она нарочито саркастическим тоном, — и женщина может использовать такое оружие не менее искусно, чем ты. Надо изготовить или украсть побольше этих гром-палок...

— Именно так я и собираюсь поступить. Как только соберу достаточно людей, которым они понадобятся.

— Для этого далеко ходить не надо, — заявила На Цыпочках, — в наших краях достаточно крепких, решительных и жаждущих мщения женщин. Причём если они, не считая тех, кого испанцы держат при себе в качестве домашних рабынь или наложниц, покинут свои дома, никто их не хватится.

Я понял, что она имела в виду. Двигаясь на запад, в дальние края, я старался держаться подальше от многих испанских эстансий, под которые, естественно, отошли лучшие поля и пастбища Мичоакана, однако издалека присматривался к тому, что там происходит. Поскольку мужчин в стране не осталось, а женщины считались пригодными лишь для домашней работы или интимных услуг, на испанских фермах, ранчо и плантациях трудились привезённые из-за моря рабы. Испанцы обычно надзирали за работой чернокожих мавров, сидя на лошадях и держа в руках плети. Новые хозяева Мичоакана засеяли поля главным образом находящими хороший спрос выгодными растениями: новой для наших краёв пшеницей, сахарным тростником, зеленью под названием «люцерна» и заморскими плодовыми деревьями — померанцами и лимонами. На травянистых пастбищах паслись многочисленные стада овец и коров или конские табуны, загоны и птичники были полны свиней, кур и иной живности. Даже топкие низины, которые раньше не возделывались вовсе, теперь были засажены заморским, растущим в воде злаком под названием «рис». Поскольку испанцы ухитрялись собирать урожаи и извлекать прибыль почти из каждого клочка Мичоакана, уцелевшим пуремпеча осталось лишь очень небольшое количество крохотных земельных наделов, едва способных прокормить тех, кто на них работал.

— Ты, Тенамакстли, с похвалой отзывался о нашей еде, — сказала Пакапетль. — Давай я объясню тебе, откуда она берётся. За оставшимися у нас участками, с маисом, томатами и чили, ухаживают наши женщины и старики. Дети собирают фрукты, орехи, ягоды, мёд диких пчёл для изготовления сластей и чапари. Именно мы, женщины, добываем мясо. Ловим рыбу, охотимся на диких птиц, мелкую дичь, а порой даже на вепрей и кугуаров.

Помолчав, она с усмешкой добавила: