Однако, как объясняли мне, сопровождая это непристойными шутками, пожилые пуремпеча, обычаи Мичоакана были совсем другими. Столь снисходительными, что дальше некуда. У пуремпеча не осуждался и допускался любой, какой только можно себе вообразить, способ плотского совокупления, лишь бы обе стороны (или все, в случае группового соития) были на то согласны. Или же хотя бы не протестовали, как в случае с животными, близость с которыми была в Мичоакане обычным делом и для мужчин, и для женщин, имевших склонность к такого рода утехам. Правда, по словам стариков, в прежние времена из всех местных животных нужным требованиям полностью соответствовали только олени. Совокупление с оленем или оленихой считалось всеми, и особенно жрецами, не просто удовольствием, но достойным похвалы благочестивым религиозным актом, ибо, по представлениям пуремпеча, олень является земным воплощением бога Солнца. Однако с приходом испанцев многие местные женщины и уцелевшие юноши стали вовсю использовать в тех же целях животных, завезённых белыми людьми: коз и козлов, овец и баранов, ослиц и ослов.
В общем, у меня не имелось никаких предубеждений на этот счёт, и если кто-то из многочисленных женщин, встреченных мной в Мичоакане, ранее заменял своих исчезнувших мужчин животными, то с моим появлением они были счастливы отказаться от этих своих «партнёров» ради меня. Поскольку женщин и девушек, домогавшихся моего внимания, было великое множество, то повсюду, где я странствовал по земле пуремпеча, у меня имелась возможность выбирать самых привлекательных, чем я с удовольствием и пользовался. Правда, признаюсь: поначалу мне было не так-то просто привыкнуть к лысым женщинам. Порой, особенно когда дело касалось самых юных, я даже путал девочек с мальчиками, поскольку представители обоих полов у пуремпеча одеваются почти одинаково. Однако со временем я настолько привык к безволосым головам, что стал относиться к этому почти как сами местные жители и даже понял, что природная красота лиц некоторых женщин отсутствием причёсок не только не уменьшается, но, напротив, подчёркивается. Кроме того, отказавшись от своих локонов, они остались пылкими, страстными и воистину женственными.
Только однажды я попал в Мичоакане впросак, каковую промашку следует отнести на счёт чапари — напитка, который пуремпеча делают из мёда местных диких чёрных пчёл и который пьянит гораздо сильнее, чем даже испанские вина. Мне случилось остановиться на ночь на постоялом дворе, другими постояльцами которого были пожилой почтека и почти такой же старый гонец. Содержала заведение лысая женщина с тремя такими же лысыми помощницами, не иначе как её дочерьми. Потягивая на протяжении всего вечера восхитительного вкуса чапари, я нализался так основательно, что самой маленькой и миловидной служанке пришлось отвести меня в мою каморку, раздеть и уложить в постель. Потом она, без каких-либо просьб с моей стороны, занялась моим тепули, доставив мне то восхитительное наслаждение, которое я впервые испытал в свой день рождения с ауаниме в Ацтлане, а потом много раз и с двоюродной сестрой Амейатль и с другими женщинами. Как бы ни был мужчина пьян, это действо всё равно повергает его в блаженство.
Насладившись в полной мере, я попросил служанку раздеться, дабы в знак благодарности отнестись с тем же вниманием к её ксакапили. Однако стоило мне коснуться этого органа губами, как я, даже будучи пьян и плохо соображая, понял, что для ксакапили он слишком велик. Он выскочил у меня изо рта вовсе не от отвращения, но потому, что, поняв свою ошибку, я не мог не рассмеяться. Красивый мальчик обиделся и отпрянул, и его тепули опал, сделавшись и вправду похожим на ксакапили. Это зрелище вдохновило меня на кое-какие пьяные опыты, так что я снова поманил его к себе. Когда мальчик наконец собрался уходить, я, в хмельном великодушии, подарил ему монету мараведи, после чего провалился в пьяный сон. Пробуждение было отмечено ужасной (такой, что, казалось, голова раскалывается на части) головной болью и лишь весьма смутными воспоминаниями о том, что же проделывали мы с тем парнишкой.