Осень ацтека

Не стало и всех первоначальных поселений, которые располагались по берегам озера, включая Цинцинцани — Обиталище Колибри, столичный город Мичоакана, состоявший целиком из дворцов, один из которых был резиденцией Цимчу — последнего Чтимого Глашатая побеждённых пуремпеча. С вершины горы, на которой я сейчас находился, мне была видна лишь одна достопримечательность, сохранившаяся с прежних времён. То была высившаяся к востоку от озера пирамида, привлекающая взор своей величиной и формой, невысокая, но протяжённая и массивная, соединяющая в себе круглые и квадратные очертания. Эта ийаката, как называлась пирамида на поре, насколько мне известно, сохранилась с действительно старых времён и была воздвигнута народом, который жил здесь задолго до пуремпеча. Даже при жизни Цимчу она уже осыпалась и оседала, но тем не менее до сих пор представляла собой внушительное зрелище.

По берегам озера, на месте поселений, разрушенных солдатами Гусмана, заново возвели деревни, в облике которых не было ничего примечательного. Все дома строились в испанском стиле: низенькие, плоские, из кирпича-сырца. В ближайшей деревушке, прямо под горой, на которой я находился, можно было видеть деловито сновавших людей. Одеты они все были на манер мешикатль, цвет кожи имели такой же, как у меня, и никаких испанцев поблизости не наблюдалось. Поэтому я спустился туда и поздоровался с первым же человеком, который мне встретился. Он сидел на скамейке перед порогом своего дома и усердно строгал какую-то деревяшку, придавая ей форму.

Я произнёс обычное приветствие на науатль:

— Микспанцинко, что значит: «В твоём почтенном присутствии...»

Он, не на поре, а тоже на науатль, с обычной вежливостью ответил:

— Ксимопанотли, что означает: «К твоим услугам...», — а потом сердечно добавил: — Наши соотечественники мешикатль нечасто наведываются к нам в Утопию.

Я не стал путать его и говорить, что на самом деле я ацтек, равно как и не стал спрашивать его о значении того непонятного слова, которое он только что произнёс, а ограничился следующим:

— Я чужой в этих краях и только недавно узнал, что в здешних окрестностях живут мешикатль. Приятно снова услышать свой родной язык. Меня зовут Тенамакстли.

— Микспанцинко, куатль Тенамакстли, — любезно произнёс он. — Меня зовут Эразмо Мартир.

— А, в честь того христианского святого. У меня тоже есть христианское имя — Хуан Британико.

— Если ты христианин и подыскиваешь себе работу, то, возможно, наш добрый падре Васко примет тебя к нам. У тебя есть жена и дети?

— Нет, куатль Эразмо. Я одинокий странник.

— Плохо дело. — Он сочувственно покачал головой. — Падре Васко принимает поселенцев только с семьями. Правда, если ты хочешь остановиться на некоторое время, он весьма радушно приветит тебя в нашем странноприимном доме. Ты найдёшь его в Санта-Крус Пацкуаро, следующей деревне, если идти вдоль побережья к западу.

— Тогда я пойду туда, не буду отрывать тебя от работы.

— Аййо, ты ничуть не мешаешь. Падре не заставляет нас работать беспрестанно, как рабов, и мне приятно поговорить со странником мешикатль.

— А что ты такое делаешь?

— Это будет мекауиуитль, — объяснил он, указав на несколько лежавших позади скамьи почти готовых деталей. Это были куски дерева, напоминавшие размерами и изящными округлыми формами женский торс.

Я кивнул, поняв, что должно получиться из этих частей. Испанцы называют это гитарой.

Гитара — один из музыкальных инструментов, с которыми Новую Испанию познакомили белые люди. Вообще-то многие их инструменты были схожи с уже известными в Сём Мире: звуки из них извлекались благодаря тому, что в них дули, их трясли или колотили по ним палочками. Однако некоторые испанские инструменты — такие, как гитара, виола, арфа или мандолина, — не имели с нашими ничего общего. Мои соотечественники были поражены — и восхищены! — возможностью извлекать нежные, мелодичные звуки, перебирая натянутые на деревянную основу струны.

— Но почему, — спросил я Эразмо, — ты копируешь иноземную новинку? Ведь у белых людей наверняка есть собственные мастера, делающие гитары.

— Есть, — горделиво сказал он, — но не такие искусные, как мы. Падре и его помощник так хорошо обучили нас ремеслу, что, как он говорит, теперь наши мекауиуитин даже лучше тех, что были привезены из Старой Испании.

— Мы? — переспросил я. — Значит, ты не единственный, кто делает гитары?

— Конечно нет. Здесь в Сан-Маркос Чурицио каждое поселение совершенствуется в каком-либо одном ремесле или искусстве. Так, в нашей деревне изготавливают музыкальные инструменты, тогда как в других делают лаковые подносы и ширмы, медную посуду и так далее.

— Но почему? — только и смог сказать я, ибо никогда в жизни не слышал, чтобы жители какого-либо поселения посвящали себя изготовлению лишь чего-то одного и ничем другим не занимались.

— Сходи поговори с падре Васко, — предложил Эразмо. — Он будет очень рад рассказать тебе об устройстве нашей Утопии и всех её особенностях.

— Обязательно схожу. Спасибо, куатль Эразмо, и микспанцинко.