— Наглая какая, а? Да я тебя раздавлю, как слон муху. Ишь, журнал учета она ведет у меня за спиной. Кому я выделяю участки, это не ее собачье дело. И вообще никто не должен знать, сколько мне отдают за одну сотку. Даже Поп мой землемер.
Тут, легок на помине, вошел землемер в расстегнутой на три пуговицы рубахе, в кепке козырьком на затылок.
— Дорогой Лорикэрик! У мене чичас не жизнь, а малина. Не могу пройти мимо бара. Обязательно кто-нибудь затащит, и давай угощать… и сейчас я, малость того… тяпнул. Ты уж, Лорикэрик, прости мя грешного.
— Ты пьян! И в таком виде позволяешь себе войти в кабинет главы всего села избранного народом на высокий пост! Это хамство! Уволю! Иди, ты мне больше не нужен.
— Ну, Л — л — лорикэрик, не злись. Я сегодня не только выпил, но и заработал. Четыреста долларов у меня в кармане, по двести на рыло. На, возьми. Хошь, все отдам, только не ругайся и моей жене не звони: домой не пустит.
Он вытащил из внутреннего кармана куртки скомканные доллары и бросил на стол председателя.
— Ладно, иди, твоя доброта спасла тебя.
— Я надеюсь и на вашу доброту. У меня пацан учится в техникуме, я каждый месяц ему по сто долларов посылаю, — как бы протрезвев, сказал землемер.
— Пьяница несусветный, — сказал Лимон, когда землемер закрыл за собой дверь. — Собственно мне такой и нужен. Такого человека легко приручить, сделать его преданным как собачка.
Лимон уже взялся за ручку двери, чтоб выйти на главную улицу, разделяющую село зигзагообразным пунктиром на две части и пройти четким шагом по израненному асфальту, как в кабинет ворвались два бизнесмена.
— Ты куда, петушок? — спросил бизнесмен Марущак Семен.
— По службе. Государственные дела, неотложные дела.
— Не торопись, у нас тоже дело. Моему корешу Копчику Матвею захотелось построить усадьбу рядом с моей. Давай выделяй участок в пятнадцать соток. Полторы тысячи баксов он выкладывает без проблем. Сделай одолжение.
— Но Матвей уже построил три дома и только на одном есть номер. Два без номера.
— А х. с ним и третий пусть будет без номера, какая тебе разница?
— Дом без номера все равно, что номер без дома, — сказал Лимон. — Это своего рода укрывательство от налогов.
— Набавь ему еще полкуска, — предложил Марущак Копчику.
— О нет проблем. Вот они две тысячи баксов. Присылай землемера. Прямо сейчас.
39
Лимон заморгал глазами. Получить две тысячи долларов за такой короткий промежуток времени, не прилагая никаких усилий — это просто кайф.
— Землемер будет завтра, — сказал Лимон.
— Почему завтра?
— Он пьян.
— Хорошо, что председатель у нас не пьющий, — произнес Марущак.
— У меня возникла идея, — неожиданно заявил Лимон.
— Какая?
— У тебя три легковушки— подари одну мне, а то мне пешком приходится топать. Я председатель все же, а не х. собачий, правда?
— Истинно так. Я дарю тебе «Жигуленка» первой модели, итальянская сборка, правда, номеров тоже нет.
— Она что — ворованная?
— Почти. Только ты не переживай. Мы ее прихватили в Чехии: на дороге валялась, можно сказать на свалке… с ключом в замке зажигания. Я сел — машина завелась, и мы — к границе. Там двести баксов взяли и пропустили. Здесь по селу кататься можно. А если подружишься с работниками ГАИ Раховщины, можешь и в Рахов ездить.
— Давай вези ее к сельсовету.
— Иди сам бери. Вот сейчас втроем пойдем ко мне, и я тебе ее дарю при свидетелях.
— Идет, — обрадовался Лимон.
Наконец он сел за руль «Жигулей» желтого цвета и нажимая не только на газ, но и на сигнал, прокатился несколько раз по селу туда и обратно. Люди открывали окна, глядели на непонятный движущийся предмет, крутили пальцем у виска, не зная, что за рулем сидит сам председатель, великий человек. Совершив третий круг, он сбавил скорость в надежде, что кто-то выйдет навстречу ему, начнет кланяться, либо махать рукой.
«Когда президент приезжает куда-нибудь, его встречают с цветами в руках. Школьники и взрослые. Цветы бросают под колеса машины, кричат „ура“ и произносят всякие другие лозунги. Я ведь тоже президент села, почему же они, свиньи эдакие, не выходят приветствовать меня? Неблагодарные у нас люди. Мужик он такой: ты в него хлебом, а он в тебя— камнем. Да у меня такие планы относительно реконструкции села, каких ни у кого не было. Я превращу эту долину, зажатую с востока и запада горами, в сплошной бетон. У меня дом в дом будет стоять. Это будет не село, или как сказали бы в России деревня, а маленький городок. Я все забетонирую, заасфальтирую, словом я сделаю так, что когда-нибудь жители села Апшицы мне памятник поставят. А что? Разве председатель не может удостоиться такой чести? Вон Ильич! Его подсадили на броневик, он каркнул, как воробей два слова, кажется: „Да здгаствует социалистическая гэволюция!“ и ему тут же памятник сбацали. За что, за какие заслуги? Эх, судьба, до чего же ты капризная и своенравная!»