— Жись у меня трудная, милок. Оттого и я сама такая неприкаянная, и неласковая. Были бы у меня доллары, я бы повеселела, может быть, надел бы получила, а так, где правды искать? Придется самому Кучме писать, у него просить, авось, чего-нибудь да выйдет. Говорят, под лежачий камень вода не текет. Будь здоров, народный избранник. Будешь так и дальше вести, я за тебя голосовать не стану.
— Это ваше полное право. Могу только сказать, что ваш один голос ничего не решит.
Марфа Селивановна ушла, расстроенная. Дома она взяла школьную тетрадь и плохо заточенный карандаш и стала писать прямо президенту независимой Украины, не зная о том, насколько это трудное и, как правило, бесперспективное дело. Президент один, а народу — пятьдесят миллионов. Трудно предполагать, что президент прочитал хоть одну жалобу своих подданных. У него просто на это нет времени. Для разбора жалоб президент содержит целый отдел, это отдел писем и жалоб трудящихся, который берет свое начало еще от коммунистического режима. Целый штат сотрудников, как было раньше, так и теперь, разбирая письма, вероятно, успевают прочитывать только обратный адрес на конверте для того, чтобы послать в областной центр, а областной центр пересылает в районный центр, а районный центр — в сельский совет. Таким образом, жалоба, посланная президенту независимой Украины на председателя сельского совета, в конечном итоге попадает в руки тому, на кого жалуются.
Точно так же было и с Марфой Селивановной. Ровно через месяц Марфу вызвали в сельсовет к Лимону.
— Это ваш почерк? — спросил Лорикэрик, тыча в нос Марфе ее жалобу. — Ну вот, и чего же вы добились? Ведь сейчас все решается на местах, знайте это, несознательная госпожа Марфа. Если бы я был несознательным человеком, я мог привлечь вас к ответственности за клевету. Но я этого делать не буду. Я расквитаюсь с вами по-другому.
— Как? — с тревогой в голосе спросила Марфа.
— Больше ко мне не приходите, и ни по одному вопросу ко мне не обращайтесь. Земли у нас нет, и я ничего выделить вам не могу. Можете жаловаться, обращаться, куда угодно, хоть к Богу. Это вам маленькое наказание за сочинение кляузы. Вот вы здесь пишете: председатель продает землю по сто долларов за сотку. Он уже продал около сто гектаров и получил десять тысяч долларов. Откуда вы знаете все это? Вы видели, вы присутствовали при этом, у вас есть свидетели, что я продаю землю? Скажите, есть или нет, да или нет?
— Свидетелей у меня нет.
— Значит, клевета. Ну, хорошо же, я… у меня тоже есть самолюбие, я тоже слаб, как и любой смертный, хоть я и народный избранник. Вы у меня ни одной материальной помощи не получите. Раньше мы вам выделяли, что-то из фонда гуманитарной помощи. Эта помощь приходит к нам из других стран, но не в адрес таких, как вы. Вы — клеветник, вы сочиняете всякую грязь и выплескиваете на голову честного человека, народного избранника. Все. Марфа Селивановна. Распишитесь вот здесь. Это есть акт, составленный мною, в котором я фиксирую ваше намерение возводить на меня клевету в письменной форме, а также сегодняшнюю клевету, высказанную мне устно только что. У меня уши разгорелись, в психике трещина возникла, как я буду принимать граждан? А их вон сколько, весь коридор забит ими.
Марфа Селивановна приняла позу зэчки, гордо подняла голову и как во времена десятилетнего путешествия по ленинским местам за далеким Уралом, гордо произнесла: от подписи отказываюсь гражданин начальник.
— Я тут так и запишу: от подписи отказалась. Это еще хуже. Это так, будто вы говорите честному человеку: сволочь и тут же отказываетесь от этого слова и утверждаете, что сказали только что: хороший человек.
Это было так похоже на зэчную жизнь, что она, покорно наклонив голову и устремив взгляд на свои грязные башмаки, вполголоса спросила:
— Можно мне идти?
— Идите, и чтоб больше этого не было.
Марфа спустилась со второго этажа, вышла на пыльную улицу и побрела в сторону дома, испытывая облегчение оттого, что возвращается домой, а не в камеру. Тут она поняла, как мало человеку надо. А земля, да Бог с ней с этой землей. «Когда я умру, мне два квадратных метра выделят, куда денутся, а пока…».
38