Осиное гнездо

Мать Марии отсидела десять лет сталинских лагерей, была реабилитирована и пользовалась определенными льготами. А какие льготы на селе? Лишний кусок земли — вот тебе и льготы. Лучше и быть не может. Но мать Марии Марфа обладала только отрицательными качествами. Во — первых, у нее не было долларов, чтобы отнести Лимону по сотне за каждую сотку гектара, во — вторых, она была глубоко верующей женщиной и всегда надеялась на справедливость. И в — третьих, она была слишком возбудима, с расшатанными нервами и могла сказать напрямую то, что думает и не в елейной форме. А кому, скажите, понравится это? В особенности такому высокому начальнику, как председатель сельсовета. В особенности Лимону. Надо иметь в виду, что Лимон был весьма невзрачным человечком, обладал невысоким ростом, ему приходилось смотреть на собеседника снизу вверх и оттого, обиженный природой, он был зол на всех и как бы мстил тем, кто выше и симпатичнее его. А что касается прямого, нелицеприятного разговора со стороны кого бы то ни было, тут он просто приходил в бешенство.

Марфа пришла на прием к Лимону в понедельник и ждала пять часов. К Лимону проходили местные бизнесмены без очереди, долго у него засиживались и выходили с красными самодовольными рожами.

— Я не могу так долго стоять в очереди, я все углы двери вашего кабинета вытерла, краски уже не осталось, — нельзя ли интенсивнее вести прием, — сказала она, просовывая голову в дверь кабинета.

— Закройте дверь с обратной стороны, госпожа Марта, — сказал Лимон, слегка вытаращив глаза.

— Да, госпожа, бывшая заключенная, — с каким-то укором произнесла Марта. — Вы еще пеленки пачкали, и возможно кал свой ели, когда меня конвойные по камерам водили.

— Я? Да как вы можете? как вам не стыдно? Короче, я сейчас занят: видите — у меня люди сидят?

— Мать, ретируйся отселева, — сказал бизнесмен Миша Чесоткин.

37

Прошел еще час, пока Марта сама не села на стул в кабинете председателя. Лимон снял телефонную трубку, звонил куда-то, возможно в Осиное гнездо, многозначительно говорил «да, нет», а когда положил трубку, враждебно уставился на Марту.

— Ну что там у вас? Опять, небось, пришла землю просить? Если землю, то бесполезно: у нас слишком много заявлений. Не получится ничего, это я говорю вам честно. Вы не должны обижаться.

— Коммунисты у меня отрезали землю по углы, нас с мужем отправили в Сибирь, он там умер, а я в 1958 году вернулась с четырьмя детьми. У младшей дочери Марии, с которой и я живу, шестеро детей и муж — пьяница. Нас всего девять человек. Корову содержать не можем, картошку посадить негде, а у нас с мужем была своя земля и не так уж и мало. Верните нам хотя бы часть из того, что у нас отобрали насильно.

— Я вам уже сказал: нет возможности.

— У меня долларов нет, а то я бы не пожалела, выкупила бы у вас, Бог с вами. Но нет ничего за душой, поверьте.

— Я взяток не беру, — заявил председатель. — То, что вы мне предлагаете, это просто оскорбительно для меня.

— Тогда на каком основании Пукман строит дом на нашей земле? Ведь у него уже два есть. И детей у него только двое и то один еще в пеленках. Я как-то спрашивала его, он, правда, был под мухой: есть ли у тебя душа? Почто лезешь на чужую землю? А он мне и говорит: я тысячу долларов отдал за эти десять соток. Так что, нечего обижаться. Выложи и ты кругленькую сумму и земелька тебе будет. Кому он мог отдать тысячу долларов, как вы думаете? Неужели вашему землемеру?

— Хорошо, мы разберемся, — сказал Лимон и немного покраснел.

— Так вот я думаю: если бы у меня или у моей дочери были такие деньги, мы бы тоже пожертвовали на обустройство сельсовета.

— Да, это не мешало бы. Ремонт нужен. Стекло вон треснуло, замок на сберкассе надо менять. За все я отвечаю. Случись, что — сразу за хобот возьмут. Отсюда, если какой зажиточный человек и выделит десять гривен на приобретение побелки, то, что тут такого?

— Десять гривен? — удивилась Марфа. — Я двадцать принесу. Как только получу пенсию. Только земельки нам выделите. Ну, хотя бы под сенокос. Даже если мы козу заведем, все равно ей сено нужно, — чем кормить скотину?

— Хорошо. Двадцать гривен мне не надо. Я так рассмотрю вашу просьбу и сообщу вам. Я приглашу вас, пошлю за вами посыльного.

— Сколько мне ждать?

— О, на этот вопрос я не могу дать ответа. Все будет зависеть от обстановки. Люди у нас пошли очень трудные. Всем угодить просто невозможно. Наверное, и сам Христос не мог угодить всем.

— Христос взяток не брал, — сказала Марфа, не отдавая себе отчета в том, что говорит.

— Трудный вы человек, Марфа Селивановна. Я даже не знаю, как убедить вас в этом? Зачем вы себе так вредите? С председателем и ласковее надо бы быть. Все же меня народ избрал, он мне доверил вершить людские судьбы, а вы так пренебрежительно относитесь к всенародному старосте. Ай — яй — яй, как нехорошо.