Осиное гнездо

Несмотря на отдаленность Раховщины от центра мира, простите от областного центра, благодаря невиданным доселе скоростным средствам связи, люди в других странах уже на третий день узнали об экологической катастрофе в центре Европы и немедленно, не дожидаясь просьб, стали отправлять грузы с благотворительной помощью. Откликнулась и восточная часть Украины; прислала помощь и Россия, кстати, раньше всех. Все грузы, как это положено поступали в областной центр. Губернатор области Устичко, узнав, что из Винницы поступило триста тонн сахара в качестве благотворительной помощи пострадавшим, по ошибке (кто не работает, тот не ошибается) отдал распоряжение пустить этот сахар в реализацию по магазинам. А вырученные деньги использовал на нужды… на личные нужды, потому что он личное никогда не отделял личное от общественного еще с коммунистических времен, справедливо полагая, что если он лично обогатится, то тем самым автоматически обогатится и общество. Гораздо позже, когда губернатор области проворовался, чуть ли ни как Павел Лазаренко, киевские покровители все же решили расправиться с ним весьма оригинальным способом: Устичко был отправлен… послом в одну из стран, бывшего восточного блока, где у него началась тихая, уютная, можно сказать райская жизнь. Но это произойдет позже, а сейчас областные власти работали в поте лица. Грузы надо было принять, оприходовать, поблагодарить тех, кто этот груз прислал, разгрузить транспорт, но чаще направить по районам в адрес районных администраций. Хотя количество чиновников было в несколько раз больше, чем при коммунистическом режиме, и для того чтобы всех накормить до отвала, включая родственников, требовался не один фургон с ветчиной, крупой, сахаром, мукой, одеждой и так далее, но это никак не сказывалось на суммарном итоге гуманитарной помощи. Это можно было сравнить с глотком воды, выпитым из колодца. Грузов было так много, что горстка воров в количестве четыресто — пятьсот человек, не делала погоду в этом вопросе.

Настоящее, более масштабное растаскивание предметов гуманитарной помощи началось в районах. Здесь все сжигалось, сгорало, как в паровозной топке. Остатки грузов попадали непосредственно в села в руки воров — председателей сельских советов.

Лимон, как один из лучших председателей в районе, когда ему прислали целый фургон поношенных тряпок, этот груз прибыл из Чехии, созвал не только всех своих родственников, но и рядовых граждан села, и приказал выбрасывать содержимое фургона прямо на площадку.

— Кто, что хочет — берите, не стесняйтесь. Хоть никто из нас не пострадал, но благотворительную помощь и нам прислали. А коль прислали, мы отказываться не станем.

Когда водитель открыл фургон, два активиста взобрались наверх и стали выбрасывать поношенные ботинки, туфли, резиновые сапоги, брюки, свитера, рубашки, пальто и головные уборы. Мужики и бабы бросались на чужое добро, как голодные звери на добычу. Вскоре пошла ругань, а затем начались драки. Такие малосознательные граждане, как Мария Свестилко, хватали обеими руками все, что им попадалось, складывали в отдельное место, пока не получилась солидная горка, а когда активисты стали выкидывать женскую одежду — модные платья, чистые отглаженные, Мария стала прямо у двери фургона, растопырила руки и закричала:

— Не подходить! Вы пропьете эти платья, я знаю, а у меня куча детей. Я мать одна ночка или правильнее сказать мать одиночка, мне все положено в тройном размере.

В это время, пока она тут вела борьбу не на жизнь, а насмерть, кто−то похитил ее отложенную одежду. Обнаружив такую несправедливость, Мария попыталась, в знак протеста, закрыть дверь фургона, чтобы прекратить раздачу добра вообще. Никто не мог ей доказать, что это незаконно. Благотворительная помощь для всех жителей села и закрыть дверь фургона, а значит, и прекратить раздачу добра бедному населению, хотя оно на сей раз, и не пострадало, имеет право только избранный народом Лорикэрик Лимон, да еще представитель президента Дискалюк. А больше никто. Ну, никто не имеет такого права, хоть застрелись.

— А я имею, я мать одиночка. И пузо у меня снова растет.

— Верните ей ее одежду, кто в шутки играет? — сказал кто-то из активистов, очевидно сельский депутат. — Она известная сельская сука, алкоголичка, давалкина и воровка. И дети у нее воры. Пусть берет, сколько сможет понести на собственном горбу. Может, на время прекратит ночные рейды по крестьянским дворам. Все ее боятся, даже наш уважаемый председатель Лимон.