Осиное гнездо

— Здравствуй, Галя! Я купила в Рахове самое лучшее платье, оно новое, с иголочки, да вот беда, она оказалось не по моей фигуре. Возьми у меня, не за деньги, а так, я тебе дарю, как самой лучшей, самой симпатичной соседке. А ты мне дай немного молока и если у тебя найдется кусочек мяса. Моя орава голодная, сколько их не корми, всегда жрать просят.

— Платье я не возьму, у меня достаточно платьев, а молоко я тебе и так дам. А за мясом схожу в морозильник. Посиди, посмотри телевизор, а я сейчас вернусь.

Пока хозяйка ходила за мясом, глаз Марии задержался на связке ключей, висевший на гвоздике в прихожей. Секундное дело, и связка ключей в кармане. Когда Галя вернулась в дом, Мария сидела перед телевизором, не отрывая глаз от экрана. Никто не мог бы сказать, что ее глаза, глаза профессиональной воровки, задерживались на чем-то другом, кроме экрана.

— Спасибо, большое спасибо, ты мне так много всего надавала, что я не знаю, как отблагодарить тебя. Но не волнуйся, я летом отработаю. Я все равно всем должна и тебе буду. Другие ждут, и ты подождешь, ничего с тобой не случится, правда? Вон Хромая мне каждый день, что-то дает. Мы с ней не считаемся. Я и с вами так хочу. Чтоб мы не считались. Сколько раз я приду, ты меня одаривай, а летом я отработаю, с лихвой, ты еще меня благодарить будешь, я правду говорю, сука буду.

— Ты суку не тревожь, сука сама по себе, а ты женщина, хоть и говорят про тебя всякое, в том числе и то, что ты ведешь себя как сука в период случки.

— А ты слушай их, развесив уши. Нет, чтоб отвернуть свое рыло и пройти мимо, так ты еще, небось, поддакивать начинаешь.

— Откуда ты знаешь? А потом не рыло…

— Ну, уж разобиделась, цаца. Покедова, а то еще молоко отберешь. Видали мы таких. Интеллигенция, которую Ленин справедливо называл говном, — произнесла Мария, наливаясь злобой и ехидно улыбаясь.

Она сгребла, полученное добро, пощупала ключи только что украденные, убедилась, что они на месте и стремительно направилась домой, хлопнув дверью.

— Вот, Сашок, — сказала она старшему сыну, поджидавшему ее на ступеньках, — я собрала урожай не меньше, чем ты.

Она достала ключи из-за пазухи и потрясла ими перед глазами у любимого чада.

— Ну, мать, ты даешь! А когда пойдем на охоту?

— Не скоро, сынок, пусть они немного отвыкнут и потеряют бдительность. От каждого замка есть несколько ключей, у них есть про запас и у нас теперь будет. Все замки поменять невозможно. Пока, давай обед готовить.

— У нас дровишек нет, — сказал Саша.

— Надо, чтоб были.

— А как?

— Очень просто. Спустись ниже, вроде ты направляешься к тете Лене, они старики, все время дремлют у печи, а у самих, возле дороги напиленные, наколотые дрова. Охапку на руку — и дело в шляпе. Иди, Сашок, я и сама жрать хочу. Ах, Боже мой! еще бутылку раздобыть бы не мешало. У меня деньги появились. Эй, Иванку, сходи к тете Ане, купи у нее самогончику, пусть у нас будет праздник. Вот тебе пять гривен. У нее самогон — пятьдесят градусов. Это то, что надо.

— Будет тебе пьянствовать, мама, напьешься— опять начнешь волосы на себе рвать и вешаться, кому это нужно, — пробовал отговорить ее Иванко.

— Не твое дело, сопля. Ты лучше чапай, а я за это время такой обед вам приготовлю— пальчики оближите.

Иванко принес бутылку самогона еще теплого, свежего, ядреного без второй перегонки. Мать обняла бутылку, как когда-то голову Иванко, и поцеловала у горлышка. Пока на плите все жарилось, парилось, она сняла несколько раз пробу, запивая водкой, пока глаза не стали неподвижными, а ей самой все окружающее безразлично. Но она, молодец, все же догадалась и позвала Сашу.

— Сашок, а Сашок, посмотри за этой бурдой, чтоб не выкипела: у меня что-то голова кружится, я приложу ее к подушке минут на десять. Когда все сварится, разбуди — я распределю между этой голодной оравой.

Мария легла и провалилась. За ней стали гоняться змеи. Она так сильно и так далеко убегала, что сама не заметила, как очутилась в лесу, темном, густом. Под ногами нетвердая почва, ноги расходятся в разные стороны. Полил дождь, загремел гром, позади что-то затрещало, она оглянулась и — о, ужас! голодный волк с раскрытой пастью собирался ее проглотить.

— Ау! Спасите! — закричала она не своим голосом. Но никто не пришел на помощь. Волк схватил ее пастью и побежал к своим волчатам, чтоб разделить ее на куски.

— Спа — а — си — и — те! — жалобно пищала она, поворачиваясь с левого бока на правый и обратно. Наконец, она свалилась на пол, ударилась головой о лежавшее полено и проснулась.

В комнате никого не было. Дети разбрелись кто куда. Одни отправились в лес, надеясь найти хоть какие-нибудь грибы, в том числе и белянки, Юля легла на межу и высматривала соседских кур, когда они снесутся, а Саша отправился за перевал, чтоб украсть ягненка у вдовы Василины.

69

Вдруг открылась дверь, и на пороге показался Василий Ясинский. Вид у него был, как у рыцаря печально образа побитого камнями после освобождения узников, следующих на каторгу.

— Кума, а кума, у мене несчастье.

— Какое несчастье, кум? — удивилась Мария.