Осип Мандельштам. Фрагменты литературной биографии (1920–1930-е годы)

На днях возвратился из Крыма О. МАНДЕЛЬШТАМ. Настроение его резко окрасилось в антисоветские тона. Он взвинчен, резок в характеристиках и оценках, явно нетерпим к чужим взглядам. Резко отгородился от соседей, даже окна держит закрытыми со спущенными занавесками. Его очень угнетают картины голода, виденные в Крыму, а также собственные литературные неудачи: из его книги Гихл собирается изъять даже старые стихи, о его последних работах молчат. Старые его огорчения (побои[283]

, травля в связи с «плагиатом») не нашли сочувствия ни в литературных кругах, ни в высоких сферах. МАНДЕЛЬШТАМ собирается вновь писать тов. СТАЛИНУ. Яснее всего его настроение видно из фразы: «Если бы я получил заграничную поездку, я пошел бы на все, на любой голод, но остался бы там». Отдельные его высказывания по литературным вопросам были таковы: «Литературы у нас нет, имя литератора стало позорным, писатель стал чиновником, регистратором лжи. „Литературная > газета“ – это старая проститутка – права в одном: отрицает у нас литературу». В каждом номере вопль, что литература отстает, не перестроилась и проч. Писатели жаждут не успеха, а того, чтобы их Ворошилов вешал на стенку, как художников (теперь вообще понятие литературного> успеха – нонсенс, ибо нет общества)

[284]

.

Помимо интригующего, но не подтверждаемого (пока) другими источниками, сообщения о том, что Мандельштам писал и вновь хочет писать о своем положении Сталину[285], и информации о его желании «бежать» от советской реальности, согласующейся с предыдущим агентурным сообщением (того же сексота?), принципиальным здесь является возникающий у Мандельштама тезис об отсутствии литературы.

Первые публичные констатации факта отсутствия в СССР литературы как традиционной социальной институции относятся к середине 1920-х годов и связываются с коренным изменением условий ее общественного бытования после революции. Наиболее откровенно «иносказательный» смысл этого утверждения был раскрыт в 1926 году в подцензурной прессе – в публикации выступления В.Б. Шкловского в московском Доме печати в прениях по докладу К.Б. Радека «Больные вопросы советской печати». Адресуясь к властям, Шкловский – в непосредственном диалоге с заместителем главного редактора «Известий» (и в будущем руководителем Главлита) Б.М. Волиным[286] – прямо говорил о губительности политики репрессий и идеологического заказа: