Османец

— Тогда отлей столько, сколько нужно. Ты можешь взять всё железо, которое только найдёшь. Держи меня в курсе дела... Хоук-младший, ты пойдёшь со мной.

Эмир и Энтони вскочили на коней и, эскортируемые сипахами, направились во дворец. Люди замедляли шаг, наблюдая за кавалькадой, некоторые из них приветствовали эмира. Мехмед был популярным правителем, народ любил наблюдать, как он инспектировал войска, посещал мечеть, советовался с муфтиями и имамами. Эмир был хозяином турок уже более года, и этот год принёс людям мир. Это устраивало жён и матерей, но янычары надеялись на скорый приказ к маршу: они были хорошо осведомлены о грандиозных приготовлениях, происходивших в турецком лагере.

— Настала пора начинать военную кампанию, — сказал Мехмед, когда они с Энтони уединились во дворце и потягивали шербет. Он говорил по-латыни, которая была известна только некоторым из его окружения. — Твой отец делает чудеса. Я имел в виду то, что сказал: я превознесу его выше всех остальных.

«Для победы нужны не только пушки», — подумал Энтони, но ничего не сказал.

— Теперь ты должен сыграть свою роль, — заявил Мехмед.

Энтони напрягся. С момента женитьбы он стал реже видеться с эмиром, и, наверное, такой была воля Мехмеда, потому что он мог послать за английским фаворитом в любой момент. Однако видимой перемены в их отношениях не произошло. Энтони был даже рад отдалиться от будоражащей, но опасной близости эмира и усердно помогал отцу. Теперь он не знал, чего и ожидать.

Мехмед заметил волнение Энтони и улыбнулся.

— Вот уже шесть месяцев ты женат. Твоя жена ещё не беременна?

— Увы, нет мне благословения.

Мехмед вздохнул.

— На самом деле я тоже не получил благословения. Мой сын Баязид ничем не занят, он только спит. В четыре года я уже играл с саблей, он — нет. И всё ещё он остаётся моим единственным сыном. И у меня много женщин, но все они ленивы. Ты должен высечь жену и взять другую. Я дам тебе другую.

— Всё в твоей воле, — согласился Энтони, хотя и не знал, что ему делать с другой женщиной. Лейла, наверное, на самом деле не может забеременеть — однако в этом могла быть и его вина, — но она, как никто, удовлетворяла его страсть. Даже Мэри полюбила его жену за серьёзное отношение к жизни и неиссякаемое чувство юмора, несмотря на её острый язычок, который Лейла не боялась пускать в ход. Энтони удивляло, как быстро его жена привыкла к новому для неё ритму жизни. Она была возмущена, обнаружив, что Хоквуд не молился даже на рассвете, что в их доме не было гарема и что она вынуждена трапезничать вместе с мужем и свёкром и открывать лицо перед ними обоими. Её приятно поразило, что Энтони проводил с ней каждую ночь, не отдалял её даже на время менструаций, когда все мусульманки считаются «нечистыми». Поняв стиль жизни франков, Лейла оценила его по достоинству и нашла в нём много преимуществ, конечно, с точки зрения женщины. Энтони ни за что не лишил бы Лейлу обретённого счастья и не привёл бы в дом другую женщину, но если этого хочет эмир...

— Получишь другую жену сразу, как выполнишь свою миссию, — сказал Мехмед.

— Мою миссию, о падишах?

— Пора основательно начать готовить удар по Константинополю. У меня нет иллюзий, Хоук-младший. Эти стены стояли тысячу лет и выдержали тысячи атак. Армия Константина теперь, без сомнения, стала многочисленнее. Твой отец, возможно, прав. Флот даст мне возможность атаковать город со всех сторон. Это будет величайшее в истории сражение, но если я буду разбит... — Он задумался. — Такому не бывать! Я должен хорошо подготовиться прежде, чем бросаться в атаку. Я делюсь с тобой самыми сокровенными мыслями, Хоук-младший. Я знаю, ты никогда не предашь меня.

Энтони склонил голову. Он понимал, что никогда не сможет предать эмира, а поступи он иначе, жестоко пострадают его родители и, конечно, Лейла. В то же время он сомневался, что ему удастся это сделать, даже если его близкие каким-то сверхъестественным образом спасутся. Мехмед мог быть равнодушен, как змея, и кровожаден, как голодный тигр, но являлся типичным представителем своего народа. Его окружала аура величия и обожания. Кроме того, эмир собирался взять Константинополь...

— Для максимальной поддержки артиллерии, — произнёс Мехмед, — я должен построить укрепления на европейском берегу Босфора.

— Но у тебя уже есть обширные владения в Европе, о падишах, — рискнул вставить Энтони.

— Эти земли в любую минуту могут атаковать христиане, правители Сербии и Валахии. Я должен решиться на осаду Константинополя. Этот вопрос я и хотел бы обсудить с тобой... Но меня волнует и уязвимость моих владений: все христиане коварны, когда это касается отношений с нами. Им достаточно напутствия священника, который объяснит, что договор с мусульманами не имеет значения в глазах Бога, и они разорвут его. Я должен рассчитывать только на себя и свои силы. А моя сила — это Анатолия. Но пополнять армию выходцами из Анатолии опасно, потому что мне нужны моряки, а не наездники. Я слышал, что сюда может прибыть генуэзский флот, и тогда мне придётся расстаться с надеждой на завоевание Константинополя.