Эссе Беньямина «Произведение искусства в эпоху его технической воспроизводимости» стало хрестоматийным в контексте истории искусства и теории медиа, но в исследованиях моды, во всяком случае, до последнего времени, оно практически не использовалось. Тем не менее мы уверены, что вопрос, который не дает покоя специалистам в области теории медиа, не менее актуален и для теории моды; он звучит так: если бы Вальтер Беньямин чудесным образом дожил до наших дней, что сказал бы он о густой сети гиперреальных репрезентаций, опутавшей современный мир? Для исследований моды этот вопрос имеет особое значение, учитывая, какие подвижки произошли в последние несколько десятилетий в отношениях между искусством, модой и массовой культурой. В незавершенном проекте Беньямина «Пассажи» подчеркивается значимость моды, которая рассматривается как воплощение модерности, чья суть едва уловима, обманчива и тесно связана с представлениями о преходящести, а значит, с настоящим. Мы можем утверждать это с абсолютной уверенностью, поскольку в книге есть раздел «Конволют Б», почти полностью посвященный данной теме. Вчитываясь в этот текст, можно понять, насколько большое значение Беньямин придавал моде, видя в ней своего рода философскую традицию и интерпретацию повседневного опыта, переживаемого населением больших городов. В последние двадцать лет, или около того, мы сталкиваемся с парадоксальными ситуациями, когда популярный, массово воспроизводимый образ попутно заряжен неким критическим потенциалом, а некоторые модные коллекции в содержательности не уступают арт-объектам. Это, определенно, симптом обновления нашего отношения к времени. Прямо сейчас мы живем в настоящем, которое называем современностью (the contemporary), не вслушиваясь и не вдумываясь в буквальный смысл этого слова. Это перманентное настоящее сплошь пронизано историческими сюжетами, диалектические взаимоотношения которых складываются в определенный образ. Самые искусные произведения современной моды напоминают нам о том, что исторические пересечения, образующие канву стилистического вдохновения, необходимы для того, чтобы возникло особое пространство, в котором образы существуют во имя того, чему еще предстоит произойти.
К северу от Барселоны вдоль Каталонского побережья протянулось кладбище Портбоу. Обнесенное белой стеной, оно чередой террас спускается к Средиземному морю. Белые могильные плиты, белые памятники… Когда Ханна Арендт отправилась туда в надежде отыскать могилу Вальтера Беньямина, она нашла только «одно из самых удивительных и красивых мест, которые видела в своей жизни» (Арендт, цит. по: Taussig 2006: 3). Это выдержка из ее письма Гершому Шолему, другу Беньямина, который вместе с Теодором Адорно позаботился о том, чтобы после войны возродить интерес к работам безвременно погибшего философа. Когда в 1939 году нацисты подошли к Парижу, Вальтеру Беньямину пришлось последовать примеру других мыслителей и художников и бежать из столицы в надежде получить политическое убежище в Соединенных Штатах. Ему помогли Лиза Фиттко и ее муж Ганс. Путь, которым они вели его, лежал через горы и был в свое время проложен контрабандистами. Он вел к испанской границе, где Беньямина ждали официальные американские агенты, которые должны были доставить его на корабль, уходящий в Америку. Беньямин шел через Пиренеи, не выпуская из рук тяжелый черный портфель, где лежала рукопись, которую он считал своей главной работой. Он категорически отказывался бросить или где-то оставить эту ношу. По воспоминаниям Лизы Фиттко, он сказал: «Я не могу лишиться ее. Эта рукопись должна быть спасена» (Taussig 2006: 9). Беньямину так и не удалось добраться до границы и побережья, где его ждал корабль. Узнав, что покинуть Францию невозможно без выездной визы, которой у него не было, и страшась оказаться в руках гестапо, Беньямин совершил самоубийство, приняв большую дозу морфина, пузырек с которым всю дорогу держал в кармане – на всякий случай. Его смерть была официально засвидетельствована 27 сентября 1940 года; философу было всего 48 лет. Судья составил опись личного имущества покойного: карманные часы на цепочке, паспорт с испанской визой, немного американской валюты, шесть фотографий, вид на жительство в Париже, янтарный курительный мундштук, очки в никелированной оправе, несколько газет и писем личного содержания. И никакой рукописи. И никакого портфеля. И само тело исчезло. Больше его никто никогда не видел. Многим исследователям не дает покоя вопрос, что за рукопись лежала в том утраченном портфеле. Возможно, это был законченный вариант проекта «Пассажи», и именно его Беньямин называл главной работой своей жизни. К сожалению, мы вряд ли когда-нибудь это узнаем.
ФРАНЧЕСКА ГРАНАТА