Осмысление моды. Обзор ключевых теорий

Продолжая мысль Карла Маркса о фантасмагорической власти

товара60

, Беньямин использует этот термин в своих эссе, для того чтобы пояснить, как происходит столкновение образов прошлого и настоящего в длительности текущего момента. Этот диалектический процесс, неотделимый от истории и времени, часто выходит на первый план в работах Беньямина, и особенно в проекте «Пассажи», где он объясняет, почему мода приобрела особую значимость в контексте модерности и стала важной частью повседневности. Мода – наиболее явная из всех перспектив, которыми пронизана модерность, поскольку она зримо воплощает одновременно прошлое и будущее, пусть даже совершенно произвольным и мимолетным образом. Модерность не просто устремленный в будущее проект, базирующийся на индустриализации и рационализации; модерность – это мечты и чаяния. Как говорит Беньямин, это историческая фантазия, которая обрела материальную форму в вещах и архитектурных сооружениях. Модерн, словно свеча внутри волшебного фонаря, порождает причудливые видения рыночной фантасмагории, в которую вовлечены салоны, всемирные выставки, коллекции и пассажи. И здесь нас в первую очередь интересуют градации соблазна, из которых соткано модерное зрелище. По словам Беньямина, «каждая мода – это в некотором смысле злая карикатура на любовь» (Benjamin 1999: 64, 79). Слово «карикатура» намекает на то, что во всем, что поставляет мода, есть некоторая доля фальши. А значит, темпоральность моды следует отделять от другой темпоральности, которая, обладая гораздо большей глубиной, менее непредсказуема и более независима. Это реальная история, отличная от фрагментированных и причудливых исторических постановок моды.

Беньямин описывает темпоральную сущность моды, где прошлое и настоящее неразделимы. Кроме того, он считает, что стремительный темп, который набрала мода, несет в себе эротический заряд. Мода не только создает и демонстрирует модифицированную версию исторического времени, но также находится в оппозиции к природе: «[Мода] накрывает органическое тело колпаком неорганического мира. Она блюдет в живом права трупа. Ее жизненный нерв – фетишизм, подчиняющийся сексапильности неорганического мира»61

(Benjamin 1999: 79). Помимо того что это наблюдение замечательно само по себе, оно позволяет нащупать корень различий между модой и одеждой. Одежда – это то, что носят для защиты и тепла. Кроме того, прикрывая наготу, она имеет прямое отношение к исконным ритуалам целомудрия; однако с появлением моды целомудрие возводится в ранг фетиша, а одежда сознательно подбирается таким образом, чтобы и тщательно прикрытое тело несло на себе печать сексуальности. По мнению Беньямина, мода дразнит смерть, поскольку фетишизм предполагает состояние перманентного обновления, в основе которого смерть. Мода верит в смерть, но глумится над ней, задавая собственный ритм обновления-уничтожения и пользуясь любыми средствами вдохнуть жизнь в фетишизируемую неживую материю, будь то ткани или пластик. Мода – это ассамбляж из аллюзий, которые сами по себе мертвы, но их возвращает к жизни превращение в товар. «Мода предписывает ритуал, в соответствии с которым полагается почитать фетиш товара», – утверждает Беньямин62

(Benjamin 1999: 8). Пользуясь его же красочной терминологией, можно продолжить эту мысль и добавить, что это ритуал поклонения мертвому телу. Цитаты и отсылки, которыми оперирует мода, зачастую бывают безвкусными и гротескными, поскольку все эти заимствования служат всего лишь одной цели – временно заполнить пустоту. «Не [живое] тело, но труп – вот идеальный объект для [модных] практик», – пишет Беньямин. И продолжает:

Она отстаивает право трупа пребывать среди живых. Живое мода венчает с неорганическим. Волосы и ногти – неживая органика – всегда были важнейшим объектом ее деятельной заботы. Фетишизм, подчиняющийся сексуальной привлекательности неорганического мира, является жизненным нервом моды. Он эксплуатируется в товарном культе. Мода присягнула на верность неорганическому миру. Однако, с другой стороны, мода единственная умеет превозмогать смерть. Она находит применение в настоящем тому, что давно упокоилось с миром. Мода современна любому моменту прошлого (Беньямин, цит. по: Lehmann 2000: 271).